|
|
Полуйко Н. А. Воспоминания.
Воспоминания о становлении училища
Содержание.
I часть. Пишем новую историю Борисоглебского училища
I часть.
Пишем новую историю Борисоглебского училища
Служба в Борисоглебском училище в то время была сложной, но вместе с тем, интересной и поучительной.
Начиналась новая история Борисоглебского училища с его начальника полковника Никонова Анатолия Николаевича, прибывшего из Харьковского ВВАУЛ, пустого кабинета, в котором стояли одолженные в местном полку Балашовского ВВАУЛ учебный стол и табуретка, выделенного из этого же полка солдата для связи с внешним миром и оказания всевозможной помощи начальнику. Деятельный и энергичный офицер, опытный организатор обучения курсантов, Анатолий Николаевич в короткий срок создал костяк училища, на который наращивались всевозможные структуры будущего гиганта. Он смело принимал необходимые решения, иногда даже не популярные, что приводило к необходимым результатам. Вторым именем у нашего начальника было имя „Чапай”. Так его за глаза называли и офицеры, и курсанты, и солдаты. И надо сказать, что это имя он оправдывал.
К моему приезду в училище, 17 декабря 1970 года, уже были сформированы: командование; штаб и службы училища; учебно-лётный отдел (кафедры, проводящие занятия с курсантами первого курса); батальон курсантов первого (1970 г.) набора. Всё это, в том числе, штаб полка Балашовского ВВАУЛ, который до весны 1971 года выполнял полёты на самолётах Ил-14 на аэродроме Борисоглебск, размещалось в здании учебно-лётного отдела. Один полк самолётов Л-29 половинного состава (две эскадрильи), обеспечивающие его батальон и дивизион (тоже укороченного состава) базировались на аэродроме "Жердевка".
.
На мой взгляд, командование училища было подобрано очень удачно. Начальником штаба училища был полковник Демьяненко Дмитрий Иванович ― добросовестный, исключительно исполнительный, грамотный, принципиальный и требовательный офицер. Он создал штаб училища, организовал формирование командного пункта училища и подразделений, обеспечивающих управление.
Начальник политотдела училища полковник Ткаль Владимир Прокофьевич, добродушный, заботливый политработник, мобилизовывал людей на преодоление трудностей становления училища, всячески помогал начальнику училища.
Заместителем начальника училища был полковник Носов Савелий Васильевич, Герой Советского Союза, бывший лётчик-истребитель в период Великой Отечественной войны, член группы „Меч”, совершил 101 боевой вылет, участвовал в 31 воздушном бое, лично сбил 16 вражеских самолётов и одного в составе группы. В училище курировал теоретическую подготовку курсантов, руководил научной и педагогической работой коллектива УЛО.
Заместитель начальника училища по ИАС подполковник (с 1971 года ― полковник) Жуков Александр Карпович, трудолюбивый офицер, руководил организацией и проведением подготовки авиационной техники, в тяжелейших (полевых) условиях без соответствующей инфраструктуры, аппаратуры, без налаженного должным образом снабжения обеспечивал выполнение планов лётной подготовки без лётных происшествий.
Заместителем начальника училища по тылу был полковник Марченков (имя, отчество, к сожалению, не помню). Из ничего делал всё, хотя ему и доставалось от всех. Но твёрдый характер этого человека и умелая работа с людьми позволяли ему успешно решать проблемы тылового обеспечения училища.
Все эти офицеры имели соответствующую профессиональную подготовку и страстное желание возобновить функционирование училища после десятилетнего перерыва на высшеобразовательном уровне, а фактически ― заново построить новое училище. От бывшего Борисоглебского ВАУЛ ничего не осталось, кроме некоторых построек, приспособленных под свои нужды одним из полков Балашовского ВВАУЛ.
.
Командование училища работало дружно, и в период своего формирования училище решало задачи без лётных происшествий, за три года развернув работу четырьмя полками в полном объёме.
К началу лётной работы в училище не было ни одного аэродрома с искусственной взлётно-посадочной полосой. Земля бывших аэродромов училища, кроме Борисоглебска и Жердевки, использовалась народным хозяйством, и была в ведении местных властей, которые всячески чинили сопротивление её возвращению училищу. Нам со старшим штурманом училища подполковником Холодковым Константином Александровичем и начальником аэродромной службы майором Верпадже стоило значительных усилий, чтобы вернуть её обратно, или обменять на иную, пригодную для размещения аэродромов. Дело в том, что бывшие аэродромы и полигоны училища или по своим размерам, или по относительному расположению уже не соответствовали новой авиационной технике и задачам, планируемым к выполнению в училище.
.
На форуме выпускников училища я прочитал негативный отзыв одного из авторов о том, что аэродром Поворино "посадили" на болоте.
Да, "сажал" этот аэродром автор этих строк. И, надо сказать, не мало повозился с этим заданием. Дело в том, что лётное поле аэродрома Поворино осталось в ведении МО СССР, хотя его к тому времени и серьёзно урезали. Непосредственно к аэродрому придвинулись многоэтажные строения населённого пункта Поворино.
Когда я со своими помощниками из лётно-методической группы и аэродромной службы приехал на аэродром и стал его обмерять, то оказалось, что там вообще современный аэродром построить невозможно. Во-первых, положить ВПП с учётом розы ветров не удаётся, потому что мешают жилые здания, которые оказались в полосе взлёта и посадки. Во-вторых, повернуть полосу на какой-то угол тоже невозможно, т. к. дальний привод оказывается в другой области, и даже военном округе из-за близости границы. В-третьих, параллельный сдвиг ВПП приводил к выходу за лётное поле. Удаление аэродрома от населённого пункта на другие земли тоже не могло быть принятым из-за возражения местных властей.
Двое суток мы ползали с пеленгатором, теодолитом и землемерным аршином по аэродрому, пока не нашли наиболее оптимальное решение.
.
Не лучшим образом пришлось определять место посадки аэродрома Уварово. Там земли МО вообще не было. Нужно было для её отчуждения срочно подготовить соответствующие документы и направить в аэродромный отдел ВВС Московского военного округа.
Мы со старшим штурманом училища путём изучения местности по картам крупного масштаба выбрали относительно ровную площадь, вблизи которой проходили шоссейная и железная дороги. Но карты были старого издания и никто не гарантировал, что там не построили какие-либо сооружения или не проложили коммуникации. Время не терпело, а было начало весенней распутицы ― ни проехать машиною, ни сесть там на легкомоторном самолёте. Мы решили лететь самолётом Ан-14, и осмотреть площадку с воздуха. Полетели. Я за штурвалом, подполковник Холодков К. А. на правом сиденье с планшетом для пометок.
Прилетели на место. Пролетая галсами на высоте 10-15 метров через площадку, засекая время пересечения её начала и конца, по скорости полёта мы определили размеры площадки, визуально просмотрели её состояние. Местность вполне соответствовала нашим требованиям. Только посредине площадки проходила мелкорослая лесозащитная полоса, перпендикулярная длинной стороне.
На основе этих измерений мы составили кроки и послали в аэродромный отдел. В последствии оказалось, что площадка была выбрана правильно. Единственно, что мы не смогли предусмотреть, это то, что лесополоса, которая проходила посреди будущего аэродрома, была границей двух районов и пришлось расположение аэродрома согласовывать с двумя районными организациями.
.
Но это были ещё не все трудности. Значительно сложнее было согласовать вопросы размещения других аэродромов, в том числе Бутурлиновки и Таловой, а также полигонов. Землеустроительные организации, да и райкомы и райисполкомы всячески препятствовали отчуждению земли, прятали от нас землеустроительные документы, не подписывали согласования.
Летом 1971 года я, будучи временно исполняющим обязанности начальника училища, который находился в очередном отпуске, обратился к командующему ВВС Московского ВО генерал-лейтенанту авиации Одинцову Михаилу Петровичу, и доложил ему о наших затруднениях относительно согласования аэродромной сети. Он порекомендовал мне решать эти вопросы не в районах, а в облисполкоме и в обкоме партии.
Мы, опять-таки с Холодковым, подготовили карты предполагаемой аэродромной сети, и на Ан-14 полетели в Воронеж. Начали с облисполкома, но там нам ответили, что нужно согласование райисполкомов, без этого они рассматривать не будут.
― Это ж бюрократическая круговерть ― они посылают к вам, а вы к ним. Где же искать правды? ― с возмущением я высказался им.
Пошли в обком партии. Добились беседы с заведующим отдела административных органов, который традиционно курирует и военных.
Принял уважительно. Послушал, посмотрел на карты, схемы, высказал сочувствие и сказал:
― Нужно вам обратиться к первому секретарю обкома партии. Только он может дать команду, чтобы открыли вам двери в облисполкоме. Но сейчас его нет, будет через несколько дней… Договоримся с вами таким образом: как только первый появится, я согласую с ним время, когда он с вами сможет встретиться, и вам позвоню. Поэтому вы летите домой, ибо только напрасно будете терять время.
.
Через несколько дней я, Холодков, и заведующий отдела административных органов сидели в приёмной первого секретаря Воронежского обкома КПСС Воротникова Виталия Ивановича. Ждали на вызов.
Переступив порог кабинета, я увидел в его необычной глубине за широким столом секретаря, который разговаривал с кем-то из гражданских лиц.
Завотделом показал нам на широкий стол для совещаний, что стоял вдоль стены, и где можно было разложить карты. Раскладывая материалы, я услышал, как Воротников сказал своему собеседнику:
― Хорошо, встретимся позднее, а сейчас мы побеседуем с лётчиками. Послушаем, что они нам скажут.
Виталий Иванович, высокий ростом, представительный человек, одетый в строгий костюм, с очками на носу, подошёл к столу и пожал нам с Холодковым руки. Мы представились.
― Ну, какие у вас проблемы? ― спросил Воротников. ― Показывайте, что вы нам привезли.
Я, не зная степени познания первого секретаря в делах формирования училища, начал издалека:
― Позвольте, Виталий Иванович, несколько слов с истории. Борисоглебское училище лётчиков было сформировано в 1923 году. Кстати, это училище закончил известный лётчик Валерий Павлович Чкалов, имя которого и носило училище до его расформирования в 1960 году, и которое мы пока безрезультатно пытаемся вернуть восстанавливаемому училищу. Двести шестьдесят выпускников училища стали Героями Советского Союза, девять из них удостоены этого звания дважды. Училище за заслуги в деле подготовки лётчиков награждено орденом Ленина, но…
― Ближе к делу, ― перебил меня Воротников.
Мне казалось, что я должен рассказать о всех проблемах, иначе кому ж тогда и рассказывать, как не высокому партийному начальству ― оно ж может поддержать нас в Москве. Первый секретарь обкома должен знать, что возвращение училищу всех почётных званий и признания предыдущих его заслуг имеет большое значение для патриотического воспитания будущих лётчиков. Но где-то там, наверху, остаются глухими до наших неоднократных обращений по данному вопросу.
― Решением правительства, ― продолжил я, ― училище снова восстанавливается на основе высшего образования. Планом формирования частей училища предусматривается размещение на территории Воронежской и частично Тамбовской областей восьми аэродромов и четырёх полигонов, без учёта тех аэродромов, которые определены как скрытные. Сейчас сложилась такая обстановка, когда мы уже не можем выполнять плановых задач по подготовке аэродромов и полигонов, строительства искусственных взлётно-посадочных полос и аэродромных сооружений, жилищных городков для размещения последующих формирований из-за отсутствия понимания со стороны местных органов власти относительно отчуждения земли или возвращения земель бывшего Борисоглебского училища. Райисполкомы даже не дают доступа к документам землеустройства, чтобы мы могли оформить соответствующие запросы. Поэтому командование училища обращается к вам, Виталий Иванович, с просьбой помочь нам в этом деле, если возможно, посодействовать в том, чтобы местные органы не чинили нам сопротивление и пошли навстречу нашим просьбам. Иначе, план подготовки лётных кадров будет сорван.
― Ну-ка, покажите, где вы здесь, и что размещаете.
Я подробно показал на карте, где планируется размещать аэродромы, количество земли для отчуждения, какие части будут на них базироваться. Карта впечатляла. Почти вся область была покрыта сетью зон пилотажа, воздушных стрельб, маршрутных полётов, воздушных трасс, схем маневра для захода на посадку с использованием посадочных систем, полигонов и т. д.
― Расчёты показывают, ― продолжил я свой доклад, ― что мы сможем обойтись той землёй, которая принадлежала училищу до его расформирования, но мы не можем её взять, ибо часть аэродромов и полигонов была ранее передана воинскими частями, которые расформировывались, народному хозяйству без юридического оформления. Вот мы и пытаемся их вернуть. Кроме того, часть земли, принадлежащей училищу, мы сейчас не можем использовать, через то, что она частично застроена различными сооружениями, или к ним настолько приблизилась городская застройка, что современные самолёты не смогут безопасно выполнять полёты. Ми хотели б сделать обмен на другую территорию.
― Я вот смотрю, что вы пытаетесь разместить свои аэродромы на родючих землях, ― заметил Воротников. ― Где ж мы будем выращивать пшеницу? Я предлагаю вам разместить аэродромы, да и полигоны, на песках Придонья ― Виталий Иванович ткнул пальцем в жёлто-зелёные пятна, что пестрели северным берегом Дона.
― Для функционирования современного военного аэродрома, ― продолжил я, ― кроме земли, нужны и транспортные коммуникации для подвоза материально-технических средств, то-есть должна быть привязка к железной дороге. Ещё лучше, если есть и шоссе. В авиационном полку служат сотни офицеров и прапорщиков, которые имеют семьи, детей, для них нужны школы, хотя б какие-нибудь культурные центры… Но не только это не даёт нам возможность воспользоваться вашими советами. Каждый аэродром имеет своё воздушное пространство, без которого невозможно проведение учебно-боевой подготовки лётчиков. Эта паутина, ― я обвёл карандашом переплетение зон с маршрутами на карте, ― если передвинуть, куда вы показываете, не поместится в границах области, и выйдет за границы Московского военного округа. А там тоже всё пространство занято. Мы очень внимательно всё просчитали, как говорят, семь раз перепроверяли. И вариант, который мы Вам предоставили ― самый оптимальный.
― Мне важнее дать государству хлеб, чтобы кормить народ, а не ваши полёты, ― удивлённо услышал я раздражённый голос Воротникова.
Я был шокирован. Никак не ожидал услышать такое от первого секретаря обкома партии. Мне тогда казалось, что то дело, каким я занимался вот уже более двадцати лет, и отдавал ему всю свою жизнь, перенося невзгоды, рискуя жизнью, очень важна для Родины, и что все такого ж мнения. Поэтому я не мог сдержаться, хотя всегда знал свой закуток в жёсткой иерархии власти, и с сожалением произнёс:
― Мы знаем цену хлебу, но тоже выполняем задачу государства. Я ж у вас решаю вопросы относительно земли не для собственных дачных участков, а для подготовки защитников Отечества.
― Переделаете и приедете снова. Размещайте аэродромы на песках Дона, это ― неплодородные и свободные земли, ― спокойно и даже монотонно, как казалось мне, проговорил Воротников и, не прощаясь, пошёл к своему рабочему столу.
Я быстро собрал карты и повернулся к секретарю, чтобы уточнить время повторного доклада, но, увидев, что тот разговаривает с кем-то по телефону, смотря в окно, понял, что мы для начальства уже не существуем. Повернувшись к двери, мы с Холодковым, который так и не проронил ни единого слова за всё время визита, вышли из кабинета.
.
Всё время, пока восходящие жаркие потоки воздуха болтали нашу „Пчёлку”, когда мы летели домой, я находился под впечатлением беседы с партийным боссом. Я не мог поверить, чтобы первый секретарь обкома, который сам в прошлом закончил авиационный институт, работал на авиационном заводе инженером, а потом парторгом ЦК КПСС, не понимал проблем авиации, что высказал такой абсурдный вариант размещения частей училища. „Здесь кроется что-то другое” ― думал я.
Вернувшись домой, я позвонил командующему и подробно доложил ему о результатах визита.
― Не волнуйся. Ничего перерабатывать не надо. Я сам с ним поговорю, ― сказал Михаил Петрович.
Через несколько дней я получил звонок от Одинцова. Он предупредил, что вылетает на Ан-26-м в Борисоглебск, заберёт меня с документами, и мы полетим в Воронеж. Форма одежды ― в кителях.
„Попаримся, ведь температура воздуха за тридцать”, ― подумал я, но догадался, почему нужно именно в кителях, ибо у командующего на кителе ― его неотразимая визитка: две Золотые Звезды дважды Героя Советского Союза и широкая колодка орденов и медалей. А мне китель нужен для единообразия формы одежды военных посетителей.
.
В обком приехали на высланной на аэродром „Волге”, про которую я предварительно договорился с заведующим отдела административных органов.
Вдвоём вошли в уже знакомый мне кабинет. Навстречу поднялся Воротников и, расставив для объятий руки, сделал несколько шагов. Пожав обоим нам руки, Воротников сказав:
― О-о! Это другое дело! А то приехал тут полковник меня воспитывать…
Молча проглотив горесть обиды, я сел рядом с командующим за столом для совещаний против Воротникова, приготовившись к раскладу материалов. Мне было непонятно ― или Виталий Иванович меня не узнал, или настолько презрительно отнёсся к моему уровню, что позволил себе так сказать в моём присутствии. Наверное, сильным мира сего разрешается всё.
Ещё больше мне стало неприятно, когда я просидел молча во время беседы командующего с секретарём о том о сём, что не касалось дела, так и не раскрыв карты, над какими потрачено столько бессонных ночей, и не только мною одним, а и другими офицерами. Сколько времени и нервов потрачено на безрезультатные объезды районов!
Затем командующий сказал, что тяжело идёт формирование училища, и это беспокоит Военный совет ВВС военного округа, что без помощи партийных и советских органов нам не справиться с этим заданием партии и правительства. Секретарь пообещал поспособствовать в решении вопросов, связанных с потребностями училища, сказал, определённым должностным лицам будут даны соответствующие распоряжения.
― Вот всё и решили, ― сказал Михаил Петрович, когда мы ехали на аэродром. ― Наверное, мне сразу надо было ехать в обком, а не посылать вас. Для таких дел надо иметь соответствующий уровень.
― Разве мой доклад был некомпетентный, товарищ командующий? ― спросил я. ― Или надо ему было принимать какое-то конкретное решение? Ему стоило лишь поручить кому-то профессионально разобраться в этом деле. И всё!
― Так. Но высокому начальству, Николай Алексеевич, приятнее разговаривать с высоким уровнем собеседника. Думаете, зачем я одел мундир в такую жару? ― спросил Одинцов.
Я не ответил на вопрос командующего, и молча ехал до аэродрома.
Во время прощания с командующим на аэродроме Борисоглебск он мне сказал:
― Не сердитесь, Николай Алексеевич, на секретаря обкома. Ему тоже достаётся…
― А я и не сержусь, товарищ командующий, обидно только, что у нас такие высокомерные люди при власти...
.
Личным составом училище формировалось в основном за счёт других училищ. На пополнение должностей от командира звена и выше первых двух эскадрилий Жердевского полка прибыли лётчики из разных училищ, и не только из истребительных и истребительно-бомбардировочных, а и из бомбардировочных и транспортных. Большинство из них ― с повышением в должности. На должности лётчиков-инструкторов прибыли выпускники Ейского ВВАУЛ 1970 года. Всех, от инструктора до командира полка надо было учить умению организовывать полёты, руководить ими, методике обучения и восстановления утраченных навыков лётного и курсантского состава, и многому тому, что составляло жизнедеятельность воинских авиационных коллективов. Надо было сколачивать подразделения и части училища.
Весной 1971 года в полк прибыли лейтенанты ускоренного выпуска Барнаульского ВВАУЛ, что дало возможность к концу года подготовить лётчиков-инструкторов всего полка Л-29 и начать полёты с курсантами набора 1970 года четырьма эскадрильями.
Молодой лётно-инструкторский состав требовал от нас особого подхода к его подготовке и допуску к обучению курсантов. Задачу осложняло ещё и то, что большинство командиров звеньев сами были из числа лётчиков, закончивших училище в 1970 году и не имеющих практического опыта обучения курсантов. Не имелось в полку опыта и в организации и руководстве полётами. Всё это ложилось тяжёлым грузом на плечи лётчиков управления училища в лице начальника училища, его заместителя по лётной подготовке, старшего штурмана училища подполковника Холодкова, начальника огневой и тактической подготовки майора Михайлова, начальника лётно-методической группы подполковника Любченко Владимира (мой соратник по выпуску из Чугуевского ВАУЛ) и лётчика-методиста подполковника Котова Ивана Дмитриевича (прибыл из строевой части, и курсанта видел только тогда, когда сам был таковым).
Мы организовали так называемую школу молодых инструкторов, где и учили молодых лётчиков быть инструкторами, а молодых командиров - руководить лётной работой и полётами.
Кроме того, училище не имело необходимой организационно-методической документации. То, что было привезено из разных училищ, существенно отличалось одно от другого. Мы не могли разрешить пользоваться этой документацией, чтобы не допустить разнобоя в понимании многих вопросов лётной подготовки. Нужно было всё приводить к единой методике обучения, организации полётов, и внедрять эту методику в деятельность коллективов, дабы обеспечить высокое качество лётной подготовки и безопасности полётов. Этим и занимались мы с лётно-методической группой. Ночами сидели и писали пособия, готовились к проведению занятий.
.
Полком командовал в то время подполковник Осташков Николай Михайлович, ранее служивший в учебном полку Качинского ВВАУЛ (Бекетовка) и закончивший Военно-Воздушную академию. Заместителями командира полка были подполковники Погорелов и Рыбаков.
Первый лётный день в этом полку, а, значит, и в училище, состоялся накануне нового 1971 года (26 декабря 1970 года). Этот лётный день готовили всем училищем. И спешили, чтобы он состоялся именно в 1970 году.
А про первый лётный день я узнал в день своего приезда. Так получилось, что мой приезд совпал с моим днём рождения. Начальнику я при первой встрече об этом ничего не сказал, но у начальника политотдела проговорился, когда диктовал ему под запись дату моего рождения.
― Подождите! ― перебил меня Ткаль. ― Так это что? У вас сегодня день рождения? Чего ж вы молчите? ― Так я ж вот и докладываю вам. Вы просили шире рассказать ― я и расширил свой рассказ.
― А начальник училища про это знает?
― Наверное, нет.
― Почему ж вы ему про это не сказали? ― удивился Ткаль.
― Он меня и не спрашивал про дату рождения.
― Надо было б доложить ему.
― И как вы себе это представляете? Я приехал и с порога: „Прибыл в Ваше распоряжение. У меня сегодня день рождения!”?
― А зачем вы сразу ехали? Надо было отпраздновать дома с семьёй, а тогда уже и ехать.
― Я уже и так запаздывал… Да я и не придаю празднованию дня рождения большого значения. Какая радость с того, что на год стал старее?
― Не говорите. С другой стороны ― прожив год, надо радеть от того, что удалось его прожить. Как хотите, но я начальнику доложу.
― Зачем?
― Так надо. Он обидится, если узнает, что ему не доложили.
Ткаль снял трубку и попросил телефонистку:
― Валя, свяжи меня с Никоновым… Товарищ командир, вот у меня Николай Алексеевич, и я узнал, что у него сегодня день рождения… Хорошо, ― положил трубку. ― Сейчас будет.
― Владимир Прокофьевич, ― укоризненно сказал я, ― вы меня поставили в неудобное положение.
― Это мы в неудобном положении. У начальника отдела кадров на вас имеется полная справка, и он должен был проинформировать командование.
― Я вас прошу: не давайте этому разглашения. Ничего не случилось. Никто в этом не виноват. Начальник отдела кадров мог и не обратить внимания на дату рождения. Действительно, кто мог подумать, что я припрусь именно в этот день?
Дверь в кабинет энергично открылась, и быстрым шагом зашёл Никонов. Мы с Ткалем встали.
― А-а! Замахорил день рождения? Не выйдет! Почему ж не сказал? Так не годится. Поздравляю с Днем рождения. Желаю крепкого здоровья, счастья, лётного долголетия.
― Спасибо, товарищ командир, ― ответил я. ― я не придал этому значения. Дата-то не круглая… Тридцать девять стукнуло.
― Как это не круглая? ― не останавливался Анатолий Николаевич. ― Круглее не бывает. В будущем году тебе будет сорок ― это уже четвёртый десяток пойдёт, а сегодня ты округляешь третий. Повторения не будет. Надо отметить…
― Я не возражаю, ― с готовностью откликнулся я. ― Правда, я ещё не разобрался с обстановкой. Мне нужна помощь.
― Тебе и разбираться не нужно. Всё организует Константин Александрович. Я задачу ему поставлю. Ты устраивайся в гостинице. Отдыхай. А вечером в восемнадцать часов быть в столовой в зале для лётчиков. Собираются все заместители, я их предупрежу. Запроси лётчиков лётно-методической группы… Все с жёнами. Там и познакомитесь.
― Спасибо, Анатолий Николаевич.
― Передай Холодкову, чтоб зашёл ко мне. Зайди к Демьяненко, пусть вызовет закреплённую за тобой машину и представит тебе водителя. Езжай в гостиницу, устройся, отдохни, и до ужина уточни все вопросы относительно отъезда в Жердевку. Проверишь готовность полка к полётам и к проведению лётно-методического сбора лётного состава и групп руководства полётами. Окинь своим свежим глазом. Надо сделать всё, чтобы в этом году залетали.
― Есть!
.
Утром следующего дня я с группой офицеров управления училища сошёл с поезда на станции Жердевка. Встречал группу заместитель командира полка подполковник Погорелов тягачом, приспособленным для перевозки людей. Мела позёмка, наметая замёты, поэтому тягач пробирался медленно, беспрерывно буксуя и застревая в снегу.
Проехали большое раскиданное по берегам маленькой речки село, поднялись на пригорок, где стояло несколько неказистых строений, в которых располагались штаб, казармы солдат, квартиры офицеров, прапорщиков и их семей. Впечатление не из приятных. Я представил состояние жён и детей офицеров и прапорщиков „Что они тут видят? Не позавидуешь…” Сердце защемило. Мне вспомнилась Поздеевка на Дальнем Востоке. „Там хоть станция была рядом, а тут…”
В штабе прибывших встретил командир полка подполковник Осташков Николай Макарович. Он доложил мне, и повёл в свой небольшой кабинет, в котором не могли поместиться все прибывшие из училища офицеры. Я распорядился собрать в классе руководящий состав полка, эскадрилий и частей обеспечения, и направил туда прибывших офицеров. В кабинете остались Холодков и Любченко.
Мне в глаза сразу бросилось то, что в гарнизоне привыкли к постоянному пребыванию представителей училища. На них не обращали никакого внимания, не было обычной в таких случаях настороженности. А что сделаешь? То внимание, которое должно было принадлежать четырём полкам, сейчас отдавалось одному. Должно ж было руководство училища работать в частях! А частые визиты старшого начальства сковывали инициативу руководства частей гарнизона, приучали к ожиданию подсказки даже в решении будничных вопросов.
― Николай Макарович, ― обратился я к Осташкову, ― мы имеем задание проверить готовность полка к началу полётов. Пожалуйста, на заслушивании дайте характеристику состоянию полка. Меня лично будут интересовать все вопросы деятельности полка, но это потом. Сейчас основное ― готовность к полётам. Начальник училища приказал мне через два дня доложить ему про результаты проверки.
― А что проверять? ― с ноткою обиды в голосе спросил командир, и тут же сам ответил. ― Нечего проверять. Я и сам докладывал начальнику училища, что мы не готовы к полётам. Меня только и знают, что проверяют.
― Доложить ― это не всё. Нужно сделать всё, чтобы полк летал.
Мне не понравилось настроение командира полка. Через несколько дней полёты, а он говорит, что не готовы.
― Вот мы с вами поедем на аэродром, и вы увидите, что там творится. Стоянки самолётов засыпаны снегом, полоса не готова. Будку для обогрева вытянули трактором на аэродром ― вот и всё. Снегоочиститель работает круглосуточно, но что он сделает один? Полоса-то дня за два будет готова, если снег ещё не выпадет, но ещё ж нужно и рулёжные дорожки, заправочную подготовить…
― Хорошо, через час поедем на аэродром. Дайте команду комбату, чтобы он там был с нашим начальником аэродромной службы. С нами поедет Константин Александрович, а тебя, Володя, ― обратился я к Любченко, ― вместе с Котовым прошу ознакомиться с подготовкой лётчиков. Мне нужны будут вечером данные уровня их подготовки: налёт, перерывы в различных условиях, допуски. Одновременно покажете мне схемы полётных заданий, методические разработки лётных упражнений, результаты зачётов на допуск к полётам, приказы, материалы подготовки групп руководства полётами.
― Есть, товарищ полковник! ― ответил Любченко.
― Вас, Константин Александрович, ― сказал я Холодкову, ― прошу изучить состояние средств управления полётами, оборудование стартового командного пункта, проверить Инструкцию по производству полётов на аэродроме, схему запасных аэродромов и связь с ними, пособие руководителю полётов по оказанию помощи экипажам в особых случаях полёта.
― Есть! Инструкцию я сам разрабатывал. Они должны были подготовить схему района аэродрома на СКП ― проверю.
― Так. И на вечер захватите в гостиницу все материалы по проведению сбора групп руководства полётами.
.
На аэродром выехали тягачом. Дорога шла вдоль лесопосадки, которая тянулась водоразделом. Позёмка стихала, мороз крепчал. Я сидел в кабине, одетый в лётное зимнее обмундирование, на ногах унты из псиной кожи. Теплота кабины да одежды разморила, глаза слипались, голова падала на грудь. Не больше двух часов я успел поспать ночью перед отъездом из Борисоглебска, а в вагоне не было необходимых условий для отдыха. Поэтому и клонило ко сну...
Из-за крайних деревьев лесопосадки открылись сначала автопарк, который представлял собой ограждённый колючей проволокой участок, на котором среди снега рядками стояло более десятка машин, а дальше - стоянка самолётов, стоявших двумя рядками носами навстречу один одному. На стоянке копошились люди, одетые в тяжёлую ватную одежду, бугрившейся от мороза, и большие серые валенки. Эта одежда замедляла движение авиационных специалистов, и они, казалось, передвигались, будто в замедленном кино. Люди готовили к полётам самолёты, откидывали из-под них снег, проделывали проходы, чтобы можно было их отбуксировать. Здесь же работал роторный снегоочиститель, который мощным фонтаном отбрасывал снег подальше.
На стоянке были и инженеры из управления училища. Старший из них подполковник Войцеховский сказал мне:
― Техника будет готова к полётам, но из-за отсутствия тёплых помещений для регламентных работ на оборудовании самолётов нельзя гарантировать её безотказность. В тех примитивных контейнерах, которые обогреваются буржуйками, как следует выполнять регламентные работы невозможно.
― Лабораторий сейчас не построить, ― сказал я. ― Надо исходить из того, что есть, а безопасность полётов нам с вами надлежит обеспечить стопроцентную, и при любых условиях.
За стоянкой начиналось заснеженное поле аэродрома. Невдалеке одиноко стоял контейнер, в котором железной дорогой перевозят самолёты. Похоже, он имел назначение для обогрева и отдыха тех, кто будет участвовать в полётах.
― Не мало будет для всех? ― спросил я в Осташкова.
― А больше и нету, ― ответил Николай Макарович. ― Я договорился на станции относительно товарного вагона, но комбат никак его не притянет.
― Почему? ― обратился я к комбату.
― Вагон без колёс. Его можно тянуть только на полозьях, ― сказал командир батальона аэродромно-технического обеспечения. ― Поэтому мостком тянуть нельзя, а лёд на речке ещё тонкий, не выдержит трактора с вагоном. Как только окрепнет, сразу и притянем.
Поехали посмотреть на ВПП, где бегал трактор, тягая за собой железнодорожную рельсу, которая сравнивала снежные намёти. Толщина снегового покрова била небольшая, и могла позволить летать, но обозначение её границ было не чёткое, а стандартное оборудование ещё не завезли.
― Полосу с воздуха плохо будет видно, ― заметил я. ― Надо нарезать сосновых веток и расставить по бокам полосы вешки. Мы в Сибири такой способ применяли.
― Сегодня ж пошлю в лес, ― сказал Осташков. ― Такая простая идея, а мы и не догадались.
― Сразу видно южного человека, ― в шутку акцентировал я внимание на том, что Осташков приехал из Бекетовки, что под Волгоградом, где базировался один из учебных авиационных полков Качинского ВВАУЛ. ― В Сибири этот способ применялся широко, но все же надо добиваться стандартного оборудования, а вешки ставить как вспомогательное средство облегчения лётчикам ориентировки в случае выпадения свежего снега. Кроме того, веток нужно набросать и в районе полосы выравнивания для облегчения определения высоты выравнивания во время посадки.
.
Возвратившись с аэродрома, я сказал командирам полка и батальона:
― До обеда есть ещё время. Я хотел бы для ознакомления посмотреть на объекты вашего городка.
Комбат с командиром полка переглянулись. Похоже, что они не ожидали, что заместитель начальника училища по лётной подготовке пойдёт по казармам смотреть на порядок.
― Не удивляйтесь. Должен же я знать, где и как вы живёте.
Знали командиры, какой в них порядок… То почему ж они его не навели? Или руки не доходят, или свыклись с беспорядком? Я был шокирован увиденным. Давно такого не видел.
Казарма солдат полка, в которой размещено на двухэтажных кроватях сверх всякой нормы, предусмотренной приказами Министра обороны СССР, запущена. Вход в казарму не оборудован. Коридоры, спальный зал, умывальники, туалеты, Ленинская комната, бытовая комната захламлены. Пол грязный, везде мусор. Окна не подогнаны, щели не забиты и не замазаны, в казарме холодно. На батареях сушится обмундирование, валенки, портянки. Кровати не заправлены, на постели валяются шинели, техническая роба. В углах свисает паутина. Умывальник загрязнён, краны позеленели, текут, раковины не чищенные. В туалет зайти невозможно.
Обошли, посмотрели.
― Ну, что, Николай Макарович? ― говорю. ― Такого я ещё не видел… Даже в самые тяжёлые послевоенные годы. Вы б когда-нибудь ткнули сюда носом командиров подразделений… С таким беспорядком здесь не до полётов…
Не лучше порядок был и в казармах батальона. Возможно, только свободнее размещены, а в роте охраны казарма совсем полусвободная.
― Неужели нельзя было распределить равномерно? ― задал я вопрос сопровождающим, на который не получил ответа. ― А посмотрите, какой у вас в гарнизоне общий порядок? Личный состав не стриженый, имеет неряшливый вид. По гарнизону солдаты ходят по одному. Дорожки не обозначены, снег своевременно не убирается, натаптывается в местах прохода… Ваш городок не похож на военный гарнизон.
Подошли к солдатской столовой. Вход обшарпаный, стены грязные, солдаты за столами сидят в верхней одежде, в зале для приёма пищи холодно, грязно. Стоит гвалт, раздача пищи происходит с криками.
Не намного лучше было и в офицерской столовой. Офицеры приходят на обед в лётном и техническом обмундировании. Отсутствует элементарная гигиена.
― Ну, что вам сказать? ― сказал я. ― Извините, но впечатление у меня отвратительное. Не думал, не гадал, что так можно запустить внутренний порядок. Вам нужно за это премию давать. Это ж надо суметь так запустить!.. К сожалению, ничего хорошего сказать вам не могу. Но считаю, что вы в состоянии привести всё в порядок.
.
Только вечером добрались до холодной трёхкомнатной квартиры в жилом доме, которая имела назначение гостиницы для офицеров, приезжающих в полк в командировку.
Я заслушал всех офицеров, проверяющих готовность полка к полётам. Все высказались однозначно, что полёты начинать можно, но сначала с небольшой интенсивностью. Кое-что нужно подправить, но нужно летать, ибо не все ещё и видели полёты, не говоря уже об отсутствии практического опыта.
Звонить для доклада начальнику училища не было смысла, ибо связь осуществлялась через пять коммутаторов, и, практически, услышать что-либо было невозможно. Можно было только что-то передать через телефонисток, но я не хотел этого делать, остерегаясь искажения информации и разглашения нежелательных для разглашения сведений. Решил назавтра поехать и доложить лично.
Офицеры сидели возле печки одетые, ибо холод гулял по комнатам. Никто из местных начальников не побеспокоился об их уюте. Печка, которая была на кухне, давно уже не топилась, и уголь в ней горел плохо. Один из офицеров, сидя на табуретке перед печкой, раз за разом открывал дверцы и шуровал в печке кочергою. Толку с этого было мало ― лишь изнутри валил чёрный дым. Кто-то предусмотрительно захватил с собой из ленинской комнаты газеты, и теперь офицер сворачивал из них кульки и засовывал в печку. Газеты загорались, но быстро сгорали, не давая желанного тепла.
Майор из политотдела, сидевший перед открытой духовкой, периодически снимал со своей лысой головы шапку, наклонялся к духовке, нагревал её, и быстро надевал на голову. Я удивился изобретательности майора и, не задумываясь, пошутил:
― Вы б голову сунули в духовку и там её погрели.
Не успел я и рта закрыть, как майор, нагнувшись, сунул в духовку голову.
― Что вы делаете?! ― закричал я, поражённый необдуманностью действий офицера, и за плечи выдернул его из духовки. ― Я ж пошутил!
Все, кто был на кухне, грянули смехом.
― А она и совсем не горячая ― оправдывался майор.
― Поджарился б, то была б тебе не горячая, ― заметил заместитель начальника политотдела подполковник Лаптев Николай Фёдорович, стоявший возле входа на кухню.
В ничем не прикрытых окнах зияли порядочные щели, сквозь которые в комнаты забирался морозный воздух. Всем гуртом взялись забивать и закрывать их газетами ― больше ничего не было под рукой.
Солдатские койки были покрыты вытертыми байковыми одеялами, бельё было застиранным, серым, во многих местах порваным.
Я приказал вызвать комбата, в ведении которого находилась гостиница.
― Как вы думаете, ― спросил я комбата, ― можно здесь жить? Неужели, зная, что к вам приедут офицеры, никому и в голову не пришла мысль, что они будут у вас ночевать?
Комбат молчал.
― Посмотрите, ― продолжал я, подводя комбата к окну, ― вы даже окна на зиму не утеплили. Это уже мы газетами заткнули. Щели такие, что на улицу можно было палец просунуть… Да и печку нужно было затопить пораньше, а не когда офицеры пришли на отдых. Хотя… это ж какую печку нужно иметь, чтоб и пространство за окном нагреть? А куда ложиться? Посмотрите: вы могли б лечь в такую постель? Или вы заранее знали, что мы не сможем раздеться до белья и будем спать в шинелях?
Комбат молчал.
― Ну, что ж вы молчите? Что скажете?
― А что говорить? Дал команду, а они не выполнили.
― Нужно управлять батальоном, а не давать команды. А управление ― это процесс, который предусматривает: уяснение полученной задачи, оценку обстановки, принятие решения, постановку подчинённым задачи, и контроль исполнения. Упустишь какой-либо элемент ― и управления нет. Кстати, а где представитель тыла училища?
― Я его пригласил к себе домой ночевать… Мы с ним хорошие знакомые.
― Здорово!.. Вот это и есть основная причина беспорядка в вашем батальоне. Завтра чтоб порядок был наведён.
― Есть! ― ответил комбат.
― Наверное, и заведующая вашей, так называемой, гостиницы имеется?
Комбат молчал.
― Да его же жена и есть заведующая, ― подсказал один из офицеров политотдела.
― Это неплохо, что жена работает, ― заметил я. ― Ведь в таких гарнизонах нелегко жене офицера найти работу, но надо ж и дело делать, а не только на работе числиться.
По всему было видно, что комбат спешил исчезнуть, но он молчал. И неизвестно, про что он думал. Может, ему было стыдно за себя и своих подчинённых, которые не побеспокоились об уюте прибывших офицеров. Может, он думал, что, мол, свалились на мою голову. Служебными делами некогда заниматься, а здесь ещё их надо ублажать. А может, он ни о чём и не думал, а ожидал, когда же, наконец, слиняет с очей неудовлетворённых офицеров. Скорее всего ― последнее, ибо следующий раз, когда мне пришлось ночевать в этой, так называемой гостинице, никаких изменений к лучшему не произошло...
.
Что ж? Раз всё начинается с нуля, то до всего нужно доходить через собственный опыт, ибо люди в новое формирование приходили, как правило, с повышением по службе и не имели необходимого опыта. Они приобретали его, обжигаясь и набивая себе шишки. Были среди этих людей и такие. которые не прижились на прежнем месте службы, и от них попросту избавились, отправив в другое место на повышение.
Вернувшись в Борисоглебск, я доложил о начальнику училища о результатах работы в полку.
― Так… ― отреагировал на доклад Никонов. ― Они стараются, но в существующем убожестве не всегда знают, за что браться. Разбогатеем, и дела пойдут на лад. Пока не начнём летать, мало что удастся изменить. Я понимаю: вам тяжело на это смотреть, приехав из устроенного гарнизона, но привыкнете постепенно. Надо им помогать.
― Мне это понятно, ― ответил я. ― А относительно гарнизонов ― я их сменил много, всего насмотрелся, и ощутил на своей шкуре. Не везде были тепличные условия. Но не только от условий зависит порядок, а больше от умения командиров организовывать дело.
― Вот мы с вами и должны их научить этой организации.
.
В понедельник утром, 21 декабря 1970 года, на лётно-методический сбор и сбор групп руководства полётами выехали в Жердевку поездом начальник училища, все его заместители, начальники служб и другие офицеры управления училища. Единственный самолёт Ан-14, который был в то время в училище, и которым мог бы вылететь руководящий состав училища, не мог лететь из-за отсутствия погодных условий ― была пурга.
На сборы привлекли весь офицерский состав гарнизона. В той или другой степени к полётам причастны все: одни летают, другие готовят или ремонтируют авиационную технику, кто-то обеспечивает связь и работу радиотехнических средств, кто-то готовит аэродром и обеспечивает охрану объектов, подвозит топливо, организует продовольственное и вещевое обеспечение, другие следят за здоровьем лётчиков, и т. д. И от каждого из них зависит безопасность полётов, выполнение планов лётной подготовки постоянного и переменного состава училища. Надо, чтобы они знали, какие поставлены подразделениям задачи, умели взаимодействовать для достижения поставленной цели, имели единые взгляды на методику обучения, организацию, руководство и обеспечение полётов.
На общем собрании полковник Никонов открыл четырёхдневный сбор, огласил план его проведения и выступил с докладом о задачах учебно-боевой подготовки полка на 1971 учебный год.
Доклад об организации, проведении, обеспечении и руководстве полётами сделал подполковник Холодков. Он довёл требования документов относительно управления полётами, растолковал обязанности всех членов группы руководства и обеспечения полётов, рассказал о взаимодействии между ними во время проведения полётов, про оказание помощи экипажам, терпящим бедствие, и о действиях в особых случаях в полёте.
Я выступил с анализом лётных происшествий и предпосылок к ним, происшедших в ВВС по причине недостатков в организации, обеспечении и руководстве полётами за последние пять лет.
Никонов приказал мне продолжать руководство сбором, а сам поехал в Борисоглебск. Как обычно, с ним отбыли начальник политотдела и начальник штаба. В тот же день поздно вечером отбыл начальник тыла. Я с заместителем начальника училища по ИАС и офицерами политотдела, лётно-методической группы и служб остался на все четверо суток. Для всех нас здесь нашлись дела, которые крайне необходимо было выполнить до начала полётов.
В последующие дни были проведены групповые упражнения на средствах связи по управлению экипажами, и оказанию им помощи в особых случаях в полёте, отработаны практически другие вопросы, связанные с подготовкой групп руководства полётами.
Под конец сбора от лиц, которые по должности и личной подготовке должны быть руководителями полётов, их помощниками, дежурными штурманами, дежурными по приёму и выпуску перелетающих самолётов, расчётами КП и РСП, были приняты зачёты по проверке знаний документов, регламентирующих лётную работу. Большинство офицеров показали стойкие знания нормативных документов и умение руководить экипажами во время полётов.
Подводя итоги проведённого сбора, я отметил хорошую подготовку майоров Бакунина, Ильина, Салаты, лейтенантов Волошенко, Коваленко, Лифарова; и недостаточную ― капитана Симонова, лейтенантов Сидельникова, Рустемова, Ольшанова, Ремнёва, Данилевича, Дузя. Я дал указания дать последним дополнительную подготовку, и принять от них соответствующие зачёты, а также повторно отработать вопросы, по которым выявлены недостаточные знания и умения.
Была также проведена предварительная подготовка к полётам первого лётного дня.
Возвратившись в штаб училища, я доложил начальнику училища о результатах проведения сбора, предварительной подготовки и об даче заявки на полёты.
― Хорошо! ― высказал удовлетворение Анатолий Николаевич с каким-то подъёмом. ― Наконец-то, и мы залетаем!
.
На следующий день полёты не состоялись из-за непогоды. Но 26 декабря 1970 году выдался солнечный морозный день. С утра поступила команда ехать на аэродром для следования в Жердевку на полёты.
Собрались быстро, и стояли возле подготовленной к полёту „Пчёлки” - ожидали начальника училища. Кроме меня, здесь были Холодков, Жуков и Марченков. Другие офицеры училища, которые должны были принять участие в полётах, находились в Жердевке, ожидая погоды.
Подъехала „Волга”, из которой вышли Никонов, Ткаль и Демьяненко. Они быстро прошли к самолёту.
― Николай Алексеевич, садитесь за штурвал и везите нас на Жердевку, ― на ходу кинул своё непререкаемое Никонов, и сел в кресло пассажира.
„Что-то новое, ― подумал я. ― Почему ж накануне не предупредил, что мне лететь? Ни карты, ни полётного листа, ни приказа о допуске меня к полётам…” Сомнений в том, что я выполню этот полёт, не было, но в соответствии с нормативными документами так не делается. Я зашёл в салон, быстро заполнил бланк полётного листа, и дал Никонову на подпись. Тот удивлённо поднял брови, но взял ручку и быстро подписал. Демьяненко, видимо, понял меня и сказал, усмехаясь:
― Не волнуйтесь, Николай Алексеевич, приказ о вашем допуске к полётам на Ан-14 командир подписал.
Я сел за штурвал, включил рацию, надел наушники и запросил у КП разрешение на запуск.
Взлетели в зимнее небо. Металлически звенел воздух, рассекаемый винтами двух моторов. Снег искрился, отражая весёлые лучи солнца. Внизу проплывали тёмный лес, деревни, закрытые льдом речки, покрытые снегом поля. Я с интересом всматривался в незнакомую местность района, который должен стать повседневным полигоном моего труда.
Летели недолго. Не прошло и четверть часа, как я, связавшись с руководителем полётов аэродрома „Жердевка”, заходил на посадку. Полоса виднелась не очень чётко. Небольшие вешки, которые были покрыты инеем, сливались с общим белым фоном. Но хорошо были видны "Т", выложенное из красных полотнищ, машины СКП, люди возле заправочной стоянки самолётов, которая разместилась возле СКП.
После посадки я зарулил на стоянку, направление на которую указал мне флажками дежурный прапорщик с красной повязкой на рукаве чёрной робы, потом прогазовал, подняв мощным потоком воздуха от винтов снежное облако, и выключил моторы.
Прибывших встретил командир полка.
Весь личный состав полка и батальона выстроился перед семью самолётами, которые были отбуксированы на полёты. Форма одежды - рабочая аэродромная. Лётчики одеты в меховые костюмы и унты, другие авиационные специалисты ― в ватные костюмы с брезентовым верхом, и валенки. Шапки-ушанки были завязаны под подбородком, ибо мороз щипал незащищенные одеждой места, а ничем не задерживаемый на аэродроме ветер пронизывал непродувную робу, казалось, насквозь.
Осташков доложил начальнику училища о готовности полка к полётам, и сразу побежал к строю полка, чтобы оттуда докладывать начальнику училища. И вот звучит его команда:
― По-олк! Равня-а-айсь!.. По-олк! Смирно! Равнение на-а аправо!
Командир полка, уже в направлении от строя, с поднятой к головному убору рукой строевым шагом направился навстречу приближающемуся начальнику училища. За начальником училища на расстоянии полметра следовал начальник политотдела, а ещё метров за пять ― все другие заместители. Субординация выдерживалась безупречно.
― Товарищ полковник! Полк в ознаменование начала полётов построен! Командир полка подполковник Осташков!
Никонов прошел дальше к середине строя, держа руку возле папахи. Остановившись, он поздоровался:
― Здравствуйте, товарищи!
― Здравия желаем, товарищ полковник! ― громко, но не столь чётко прокричали десятки глоток. Или морозный воздух скрыл слова, или замёрзлым ртам тяжело было чётко их выговаривать, но мне послышалось „Дра! Жа! Ва! Ов!”.
― Вольно! ― скомандовал Никонов.
― Во-ольно-о! ― повторил команду Осташков.
― Товарищи! ― громко начал свою речь начальник училища. ― Сегодня в жизни полка и всего училища знаменательный день ― мы после десятилетнего перерыва начинаем полёты. Борисоглебское училище лётчиков было расформировано в 1960 году во время значительного сокращения Вооружённых Сил СССР. И вот теперь решением партии и правительства, через десять лет снова восстанавливается его деятельность уже на более высокой образовательной основе. Выпускники училища будут иметь высшее образование и квалификацию „лётчик-инженер”. Сегодня, впервые после значительного перерыва, с аэродрома училища поднимется реактивный самолёт, чем будет положено начало напряжённой лётной работы по подготовке для нашей Родины лётчиков, которые в будущем будут защищать мирное небо нашей Родины. Сегодня нам предстоит выполнить лишь несколько полётов, но придёт время, когда в небе училища будет тесно от самолётов, ибо их одновременно будет в воздухе более сотни. Но вы ― первопроходцы! С вас начинается училище! Поэтому гордитесь этой участью, и берегите честь зачинателя! Командование и политотдел Борисоглебского высшего военного авиационного училища лётчиков поздравляют вас с началом полётов, желают вам всем крепкого здоровья, успехов в вашем ратном труде на благо нашей Родины! Чистого неба вам, товарищи!
Все шумно заплескали рукавицами.
Вперёд вышел командир полка.
― Митинг личного состава полка, посвящённый началу полётов, объявляется открытым! Слово предоставляется командиру первой эскадрильи майору Бакунину!
Выступил комэск, потом техник самолёта, связист, командир аэродромной роты. Все они призывали личный состав Жердевского гарнизона к добросовестному выполнению своих обязанностей, к выполнению плана лётной подготовки с наивысшим качеством. Завершил выступления заместитель командира полка по политической части майор Салата.
Снова заговорил Осташков:
― Право первого полёта предоставляется выпускнику Борисоглебского военного авиационного училища лётчиков 1947-го года старшему штурману училища подполковнику Холодкову и командиру первой эскадрильи майору Бакунину!
Митинг, посвящённый началу полётов, объявляется закрытым. Командирам подразделений развести личный состав по местам работы!
.
С максимально возможной торжественностью отметили первый лётный день, а потом начался тяжёлый труд всего личного состава училища по выполнению полётов. Нужно было „размножаться”, как говорят лётчики.
Сперва полетели Холодков с Бакуниным на разведку погоды. Потом они же слетали в зону на сложный пилотаж, который выполнил каждый из них под наблюдением другого. Потом они полетели на разных самолётах самостоятельно. и только после этого они же начали провозить руководящий состав полка и эскадрилий.
До лейтенантов в этот день очередь не дошла ― не хватило времени, потому как прежде нужно было подготовить инструкторов, которые будут их обучать.
Не ладилась связь: раз за разом отказывала радиостанция.
Не все самолёты, отбуксированные на старт, оказались исправными.
Буржуйка в контейнере, который вытянули на аэродром, дымила, и никак не хотела греть.
Водитель топливозаправщика не смог запустить мотор и опоздал на заправку самолёта.
Были и другие нарушения правил полётов и неполадки. Но, несмотря на них, довольными были все, ибо приступили к основному делу, ради которого всё затевалось, и для выполнения которого все они были предназначены.
Началось приобретение опыта...
|
