Царьков Владимир Георгиевич

.

Родился 14 декабря 1933 в Москве.

.
После окончания машиностроительного техникума в Москве с комсомольской путевкой отправился поступать в военное училище.
По совету отца выбрал дальнюю авиацию - 59-е военное училище летчиков дальней авиации в городе Умань Украинской ССР.
В 1953 г. началось сокращение авиации, затронувшее и училище. Завершивших учебу на первом курсе (уже готовились летать на Ли-2) курсантов-дальников распределили по другим училищам. 30 человек, среди которых оказался и курсант Царьков, отправили в Борисоглебское училище летчиков-истребителей им. В.П. Чкалова. Его в свое время оканчивали Валерий Чкалов, Василий Сталин и другие известные летчики.
После окончания училища с красным дипломом в 1955 году распределился в Смоленский истребительный полк.
1955 -1960 гг. – летчик, старший летчик истребительного авиационного полка;
1960–1962 гг. – начальник штаба авиационной эскадрильи – старший летчик истребительного полка;
1962–1963 гг. – командир авиационного звена (г. Ржев);
1963–1964 гг. – заместитель командира авиационной эскадрильи истребительного авиационного полка;
1964–1965 гг. – командир эскадрильи ИАП (г. Ржев);
1965–1970 гг. – слушатель военной командной академии ПВО (г. Калинин);
1970–1971 гг. – заместитель командира ИАП (г. Андреаполь);
1971–1973 гг. – командир истребительного авиационного полка;
1973–1975 гг. – заместитель командира корпуса по авиации – начальник авиации корпуса;
1975–1977 гг. - заместитель командующего 10-й отдельной армией ПВО по авиации – начальник авиации армии (г. Архангельск);
1977–1978 гг. – командир корпуса ПВО (г. Северодвинск);
27.10.1977 присвоено звание генерал-майор  авиации.

1978–1982 гг. – начальник штаба авиации ПВО страны;
30.10.1981 присвоено звание генерал-лейтенант  авиации.
1982-1987 гг. – командующий 4-й Уральской отдельной армией ПВО.
1987-1989 гг. – командующий войсками Московского округа ПВО.
07.05.1987 присвоено звание генерал-полковник  авиации.
1989–1991 гг. – первый заместитель Главнокомандующего Войсками ПВО по вопросам ПВО стран Варшавского Договора.

.
В начале 1992 года уволен в запас.
.
Награждён орденами «Трудового Красного Знамени», «Красной Звезды», «За службу Родине в ВС СССР» II и III степени и 12 медалями.

Лауреат премии Правительства Российской Федерации за значительный вклад в развитие Военно-воздушных сил (17 декабря 2012 года).

.  
Женат, сын и дочь.

.
С древних времен у славян было всего две наиболее почитаемые профессии - это воин, защищающий свои земли, и хлебопашец, трудом кормивший свой народ, - заметил в разговоре с корреспондентом «Красной звезды» генерал-полковник Владимир Царьков. Несмотря на сложное в разные времена отношение к военной службе в стране, военная династия Царьковых не прерывается уже четыре поколения. Его отец закончил службу в Вооруженных Силах СССР в звании майора, сын Георгий - подполковник запаса, 24 года прослужил в войсках противовоздушной обороны. Внук Максим сегодня, продолжая традиции семьи, тоже служит в войсках ПВО - в Главном штабе Командования специального назначения ВВС. Сам Владимир Георгиевич, заслуженный военный летчик, отдавший 40 лет Вооруженным Силам, командовал полком, корпусом, армией, округом, закончил службу первым заместителем главнокомандующего противовоздушной обороны СССР по странам Варшавского договора, 21 год прослужив в звании генерал-полковника. Именно он перевооружал Московский военный округ ПВО на С-300.

Встретиться со мной Владимир Георгиевич согласился на своей даче в Малаховке. Выйдя в назначенное время на станции, я с улыбкой думал, что наконец-то побываю на «генеральской даче»... Оказалось, что аккуратный деревенский домик, в котором меня приняли, принадлежал еще родителям Владимира Георгиевича. Здесь в годы Великой Отечественной войны они жили всей семьей: отец, мать и пятеро детей.
Только он один выбрал военную профессию и остался ей верен по сей день. Как вспоминает сам генерал-полковник, многие из его ровесников тогда стремились попасть на военную службу. Дети замирали при виде командиров, наизусть знали знаки различия: какое звание, кто медик, кто летчик, кто пехотинец. А те, кто имел ордена, были в особом почете. Его отец, майор, был награжден орденами Красного Знамени, Красной Звезды. Этим Владимир гордился и уже в юном возрасте решил для себя, что непременно станет офицером.
В соседнем Быкове был аэродром, где располагалась Высшая школа воздушного боя и пилотажа. Оттуда после заключительного этапа подготовки летчиков отправляли на фронт. На шестилетнего мальчишку полеты истребителей производили неизгладимое впечатление.
- Они над крышами наших домов такие виражи крутили! Радиосвязи тогда не было: им по громкоговорителям команды отдавали, - вспоминает Владимир Георгиевич.
Окончив в Москве после войны машиностроительный техникум, Царьков с комсомольской путевкой отправился поступать в военное училище. По совету отца выбрал дальнюю авиацию - 59-е военное училище летчиков дальней авиации в городе Омунь Украинской ССР. В те времена, вспоминает Владимир Георгиевич, основу офицерского состава составляли летчики, штурманы, прошедшие Великую Отечественную войну, а кто и финскую. Сердца молодых переполнялись гордостью, когда в праздничные дни они стояли в строю при орденах.
В 1953 г. началось сокращение авиации, затронувшее и училище. Завершивших учебу на первом курсе (уже готовились летать на Ли-2) курсантов-дальников распределили по другим училищам. 30 человек, среди которых оказался и курсант Царьков, отправили в Борисоглебское училище лётчиков-истребителей им. В.П. Чкалова. Его в свое время оканчивали Валерий Чкалов, Василий Сталин и другие известные летчики.
Окончив училище в 1955 году с красным дипломом, Царьков распределился в Смоленский истребительный полк, где и познакомился с будущей женой Верой. Первое время жили в солдатской казарме. Обеспечение было получше, чем в других видах Вооруженных Сил, правда, и проблем хватало.
- Но ни тогда, ни сейчас я не жалею, что выбрал профессию военного человека. Да, нам мало платили. Да, не было жилья. Да, служба была тяжелой. Но вся страна так жила, - рассказывает Владимир Георгиевич.
Еще более серьезное испытание ждало летчика Владимира Царькова на службе. Вот один из случаев, просчитать который заранее невозможно. Тогда полк в Летнеозерском одним из первых в войсках ПВО перевооружался на МиГ-25П. К тому времени Владимир Георгиевич занимал должность заместителя командующего армией ПВО по авиации.
- До того я был командиром полка, который первым получил на вооружение МиГ-25. И в один из тренировочных полетов попал в аварийную ситуацию, получил серьезную травму позвоночника. На том моя летная карьера закончилась, а жизнь в авиации продолжалась, - с грустью в голосе говорит Владимир Георгиевич.
Летчика с 24-летним стажем Владимира Царькова списали с летной работы. А главнокомандующий войсками ПВО страны Маршал Советского Союза Павел Батицкий перевел его на должность командира корпуса ПВО в Североморск.
К тому времени в семье подрастал второй после дочери Елены ребенок - сын Георгий, все детство которого прошло в летном гарнизоне. Он мечтал пойти в авиацию, потому что отец больше 20 лет прослужил летчиком. Поехал поступать в Ставропольское училище из Архангельска. Резкие перепады температур сказались на здоровье, и на медкомиссии врачи посоветовали парню оставить мысли о летной карьере: если не сейчас, то через
2-3 года летной работы нагрузки могут сказаться на сердце.
Посоветовавшись с отцом, Георгий поступил в Горьковское зенитно-ракетное училище. После выпуска служил на Кольском полуострове, дослужился до командира дивизиона, окончил академию. В оперативном управлении Московского военного округа подполковник Георгий Царьков служил, по словам отца, очень достойно. Но после 24 лет службы вынужден был оставить военную карьеру.
- Сейчас у него семья, две дочери, приличная работа, - рассказывает Владимир Георгиевич о сыне. - Служба позади, но армии он благодарен за воспитание, образование, особое ратное товарищество.
Военную династию семьи Царьковых сегодня продолжает сын старшей дочери Елены - Максим. Окончив Тверское суворовское военное училище, он поступил в филиал Академии Петра Великого - училище радиоэлектроники в Кубинке. Окончив учебу, он служит в Главном штабе войск ПВО КСпН ВВС, где ведет направление компьютерных технологий. А все начиналось с того, что дед когда-то привез ему из командировки первый компьютер. Как заметил в разговоре Владимир Георгиевич, нужно внимательно приглядываться, к чему проявляют интерес дети.
Не так часто, но все-таки собираются за одним столом в скромном домике в Малаховке все Царьковы в полном составе. Они из династии, которая даже в самые трудные для страны моменты не теряла веры в Отечество и делала все, чтобы обеспечить его безопасность.  

О том времени, когда я командовал 21-м корпусом ПВО, можно вспоминать и рассказывать очень много... Однако если меня спросить, какой день из этого периода стал для меня самым памятным, отвечу не задумываясь: 20 апреля 1978 года.
...Это было недавно - это было давно. Наш обыкновенный военный рабочий день клонился к закату. Впрочем, можно сказать, что мы тогда были настороже, начались масштабные учения Северного флота, и мы готовились участвовать в этих учениях. Были простые метеоусловия, все тихо, спокойно и где-то в 18.40 я поехал домой...
А все же, есть какие-то предчувствия, идут какие-то посылы, не то свыше, не то еще откуда-то. Не знаю почему, но как-то тревожно было у меня на душе. Зайдя домой, я сразу позвонил на КП: "Ну, как там дела?" - "Товарищ командир, докладывает полковник Рыбалко, все, вроде, нормально, но с севера строго с курсом на Североморск - Мурманск на 9 тысячах идет самолет с большой радиолокационной отметкой". Была у нас такая мощнейшая станция П-70, она стояла на самом конце Кольского полуострова, на западной его границе и за 400 километров эту цель обнаружила. "Идет без ответа "я - свой", - продолжал Рыбалко. Спрашиваю: "Кто на командном?" - "Начальник штаба генерал Елисеев". Прошу передать Виктору Павловичу трубку и говорю тому разобраться с моряками - это, наверное, их самолет.
Морская авиация тогда нередко уходила выполнять свои задачи над Мировым океаном, а когда они возвращались назад, то порой забывали изменить код. В таком случае нам приходилось поднимать истребители на опознание, звонить на КП морской авиации. Говорю: "Давай разбирайся и если что - звони мне". - "Есть, товарищ командир!".

Положил трубку. Посидел, подумал - беспокойство не отступает. Н-да... Звоню: "Давай водителя сюда!" - и не одеваясь, прямо в куртке, на КП.
Через 15 минут я был на месте. Захожу в зал, а самолет уже, оказывается, выходит на границу нейтральных вод... Оперативный дежурный сообщает: "Моряки докладывают, что их самолетов в воздушном пространстве нет". Подумать только, наглость такая: простые метеоусловия, а он!.. Говорю: "Сейчас посмотрим". Все-таки я думал, что это просто какая-то неразбериха. Но еще когда я говорил с начальником штаба, то сказал: "На всякий случай, подними в воздух дежурный истребитель". Мне докладывают, что с аэродрома Африканда поднят самолет Су-15 - капитан Босов, командир звена, летчик 1-го класса.
У меня рабочее место было так устроено, что я мог разговаривать с экипажами где-то в районе 300 километров, мы сняли с самолета радиостанцию, установили антенну и настроили...
От Африканды до побережья километров 180-200. И вот уже вскоре наш летчик подошел и говорит: "Боинr-707", на борту какая-то полоса, а на хвосте кленовый лист". Он быстро прошел, на встречном так увиделось...
Ё-мое! Во-первых, 707 - это американский "Боинг", а кленовый лист - канадский опознавательный знак. Канада входит в состав НАТО... Говорю: "Заходи ему в хвост поближе, выдавай характеристики", - и сразу же поднимаю с Мончегорска два Як-28 и один Су-15 с Африканды. То есть еще три самолета подняли и поставили в зонах, чтобы он шел к ним навстречу...
Доложили на ЦКП, доложили в армию, и я даю команду "Ковер". Это означает, что все летательные аппараты или производят посадку на ближайшие аэродромы, или же меняют высоту и маршрут, если невозможно куда-то сесть.
Времени было 19.00. Хотя это был уже апрель, но ночь была еще относительно длинная, так что на земле начинало темнеть... Даю команду - поставить на всех аэродромах Кольского полуострова, в том числе и у моряков, прожектора в зенит. Думаю, может быть, этот самолет потерял ориентировку - пусть садится.
Босов заходит ему в хвост, подходит поближе и говорит: "На борту полоса - что-то написано китайскими иероглифами, а на хвосте не кленовый лист, а большой красный аист с распростертыми крыльями!". Понятно - гражданский самолет.
Даю Босову команду: "Выйти вперед самолета, включить бортовые огни, подавать сигнал "следуй за мной!". Босов покачивает с крыла на крыло, мигает огнями - такой тумблерчик у него стоял... Не заметить его было нельзя, тем более что там, наверху, еще было светло...
В это время оперативный дежурный Войск ПВО дает нам ответ, чтобы зенитные ракетные войска не применять. Я, естественно, сразу беру трубку и докладываю своему командующему генерал-лейтенанту Дмитриеву: так и так, самолет, принуждаем к посадке, будем сажать или в Мончегорске, или в Африканде, пока идет прежним курсом. Он говорит: "Утверждаю". А с ЦКП больше ни одной команды нет - молчание и тишина.
Босов ему командует, машет крыльями, делает пике с разворотом, тот не отвечает и не реагирует. Чувствую, Босов находится в очень большом напряжении... Я ему говорю: "Босов, ты, может быть, за два километра машешь ему? Он тебя и не видит?"

- "Да я, японский бог, воткнул ему в форточку хвост со звездой, а он морду отворачивает!". Говорю: "Продолжайте сопровождение!"
И вот, проходя Мончегорск, собственно, пролетев 50 процентов территории по этому вектору Кольского полуострова, самолет разворачивается вправо. А от границы с Финляндией он находился на удалении максимум 80 километров. На скорости 900 - это 6 минут полета. И значит, максимум за шесть минут надо было решить вопрос...
Даю команду: "Босов, снижайся, выпускай тормозные щитки и занимай позицию для атаки сзади". Второй Су-15 приказываю навести после атаки Босова в переднюю полусферу - может же не получиться.
Звоню генералу Дмитриеву: "Товарищ командующий, он повернул в Финляндию. Если мы сейчас не примем меры, он уйдет, ну и тогда нам всем кердык!". Командующий спрашивает: "Твое предложение, Царьков?"

- "Как сбивать?"

- "Очень просто!"

- "Решение утверждаю!"

Я говорю: "Понял - "решение утверждаю!"
Беру трубку: "Босов, слышишь меня?"

- "Слышу!"

- "Приказываю: уничтожить нарушителя воздушной границы Советского Союза залпом!"

Он: "Что? Сбивать его?!" Я говорю: "Повторяю! Уничтожить нарушителя воздушной границы Советского Союза залпом!"
Понятно, что тут уже следовало решать и последующие вопросы. Распоряжаюсь, чтобы готовили к подъему вертолеты - поднимали вертолетный полк ВВС в Кандалакше, готовили группу захвата, поиска... Что еще тут следовало делать? Вроде бы, ничего больше. Но следовало быть готовыми решать проблемы по мере их поступления. А тут уже ночь вовсю, начинает смеркаться...
Босов докладывает: "Захват!.. ПР!". Потом: "Пуск произвел!" - и тут же докладывает: "Сбит! Самолет пошел вниз!"
Радиотехнические войска выдают высоту - смотрим по планшету. Высота падает, падает, падает, самолет снижается, а там ведь внизу горы, Кольский хребет и на высоте где-то 900 - 800 метров цель была потеряна...
Даю команду Босову искать место падения, засечь координаты. Он пару кругов сделал: "Пока не вижу. Внизу темно, никакого пожара нет, ничего нет. У меня топливо кончается..."
Приказываю ему возвращаться на аэродром. Он заходит на посадку, тут же все его записи берут дешифрировать...
В общем-то, все получалось быстрее, чем вы об этом сейчас читаете...
Мы тогда второй самолет послали искать - пожара нет. У меня возникла мысль: может быть он ушел на малой высоте? Или сейчас уйдет? Я эти три самолета сразу ставлю по границе Финляндии в зоны, уже на высоте полторы тысячи метров и еще поднимаем для наращивания усилий...
Тишина... Все молчат. Командующему я доложил.
И тут произошел такой неприятный момент: я решил спросить одного из своих подчиненных: "Ну как, мы правильно поступили?" Он встает и громогласно заявляет: "Неправильно, товарищ командир!"

- "А чего тут неправильного?"

- "Мы нарушили приказ Министра обороны номер ноль-ноль не открывать огонь по самолетам невоенного предназначения!"

- "А что же ты мне не доложил, что это не военного предназначения? Кто это мог определить?"

- "Товарищ командир, вы меня не спрашивали!" Меня такая злость взяла, и я ему сказал: "Когда будут ордена давать, ты дырку будешь крутить у себя в ...! Имей это дело в виду!"

Да, таких людей немного, но они есть, и в критических ситуациях они проявляются...
И вновь на КП тишина... В это время раздается телефонный звонок из Москвы - звонил Маршал авиации Александр Иванович Колдунов, первый заместитель главнокомандующего: "Доложи, что происходит?" Я все рассказываю... "Сколько он километров прошел?", - не дослушав, перебивает меня Колдунов. "Прошел 180 километров и стал в районе Кандалакши уходить..." - "Сколько-сколько прошел?!" - "180 километров!" - "По нашей территории?! Почему не сбили раньше?!" Отвечаю, что использовать 3РВ запретили, что надо было и опознать - чего же своих сбивать? "Ты будешь снят с должности!", - ответил маршал и повесил трубку. Главком тогда еще был Павел Федорович Батицкий, но он, кажется, болел...
Ладно, когда дело идет - плевать на все прочее, я потом буду переживать...
В это время вбегает офицер, приносит мне шифровку, переданную по телеграфу из подразделения, которое вело прослушивание эфира на всех частотах. Мол, в такое-то время пропал самолет "Боинг-707" авиакомпании "Эр-Корея", на борту 100 человек пассажиров и 12 человек экипажа вместе со стюардессами.
Только я прочитал - бац, опять звонок из Москвы! Колдунов: "Так ты что, его сбил?"

- "Так точно! Я хотел вам доложить - вы трубку положили! Я командующему доложил".

- "Ну и что?". Говорю: "Азимут - такой-то, дальность - такая-то... Производим воздушный поиск. Но, товарищ маршал, я получил спецдонесение..."

- "Какое спецдонесение?!"

- "Перехватили сообщение Ассошиэйтед-пресс..."

- "Что оно там сообщает?! Почему у тебя есть, а у меня нет?"

- "Мы же впереди, пока до вас радиоволны дойдут - мы уже расшифровали".

- "Ну-ну-ну, прочти, что там написано?"

- "Пассажирский "Боинг", который летел по маршруту Париж - Англия [сейчас я точно уже не помню все пункты], - и он должен был по северному маршруту уйти в Корею, а оттуда в Токио. На борту 100 человек туристов и 12 человек экипажа".

- "И вы чего, сбили его?!"

- "А в чем дело-то? Не подчиняется и уходит... А флот проводит учения... Сбили!"

- "Ну, вот что, Царьков, тебя будет судить международный трибунал!", - сказал маршал и повесил трубку. Тут, конечно, состояние у меня стало уже несколько угнетенное.
В это время вертолет поднялся и тут же докладывают: "Цель появилась в границах 5-й дивизии!".
Как выяснилось, там уже раньше была поднята пара, которая нашла в воздухе цель... Но цель это была такая: на "Боинге", как и на всех самолетах, есть так называемые "ячеистые панели", которые с внутренней стороны наполнены чем-то типа поролона, но не горящего. И вот когда "Боинг" сбили, одна панель оторвалась, и ее понесло воздушным потоком, как парашют "летающее крыло". Ребята ее на прицел - и пустили по ней две ракеты...
В это время и наши самолеты и радиолокационные средства 5-й дивизии докладывают, что самолет ходит над озером Корпияври. Выводим на него перехватчик - командир звена Кефаров, летчик l-го класса. Он "Боинг" обнаружил, заходит к нему, я даю команду: "Заводи его на Африканду!" До этого аэродрома было километров 60...
Между тем, летчики с "Боинга" включили все фары, открыли шторки на иллюминаторах - сигнал, что они в плен сдаются. Кефаров выходит, помигал им, плавненько пошел - смотрит, самолет за ним, он разворачивается, разворачивается, стал на курс, за ним пошел... Тогда Кефаров на газы, но ведь истребитель целый, а у того полкрыла нет, один двигатель отлетел и вообще, это же "бомбер" - он и отстал. Когда же наш вернулся чтобы еще раз его направить, тот за ним уже не пошел: походил над этим озером и сел на лед. Сел классически, все рассчитал - лётчик высокого класса - и выкатился носом на берег. Выбросил специальные такие приспособления, типа надувной лодки, которая надувается под фюзеляжем и крыльями и держит машину на плаву.

.

.
В это время прилетает туда наш вертолет - привез дрова, спирт, теплую одежду. У нас был очень боевой начальник парашютной службы, он всю охрану поставил, заходит в самолет, всех сосчитал... Оказалось, что двое убитых, один раненый. Сразу раненого на вертолет, еще набрали людей и в Африканду. К сожалению, раненый умер в вертолете от потери крови: дело в том, что все они в самолете как сидели, так ни один со своего места не встал, чтобы ему помощь оказать - жгут наложить, перевязать, - хотя, вроде бы, там и врачи были.
Вскоре началась эвакуация. Меня туда не пустили - было кому и без меня ехать, там разбираются, а мне нужно было находиться там, где нас будут оценивать. Я всем службам поставил задачи: нарисовать, расшифровать и т.д.
Тут же к нам прилетел зам. главкома Маршал авиации Савицкий, со своим аппаратом...
Но сразу после того, как это случилось, и еще Савицкий не прилетел, я пошел к командующему Северным флотом адмиралу Чернавину, он собрал руксостав и я доложил им. Они правильно все это дело поняли и сказали, что вот так надо действовать и впредь, потому что натовцы нас уже достали - облетывают палубы и т.д. Сейчас, наверное, прекратится...

.

.
В общем, прилетел Савицкий, нас начали допрашивать, и вдруг оказалось, что все записи переговоров, которые я вел со своего рабочего места, стерты! Нашлись люди, которые, боясь какой-то ответственности, на всякий случай попытались уничтожить следы своего участия в этом деле... В общем, пришлось по вторичному все находить - на пунктах наведения все это тоже записывалось...
На следующее утро прилетел маршал Пстыго - как председатель уже правительственной комиссии. Мы ему доложили. Иван Иванович во всем очень толково разобрался и спрашивает: "Владимир Георгиевич, а почему вы не сбили его раньше? Его надо было сбивать раньше, при входе в наши территориальные воды". Я ему повторил то же, что уже говорил Колдунову, и он согласился: "Ну, наверное, правильно..."
После этого он снимает трубку и звонит маршалу Огаркову: "Николай Васильевич! Вот сейчас заслушивали командование - действовали они правильно, надо было его сбить еще раньше. И нам надо думать, как дальше в таких случаях действовать..." Тот спрашивает: "Можно докладывать?" - "Докладывайте!" Чувствую: все... Уф-ф-ф...
Так как я три ночи уже не спал и голова уже разламывается, то я подошел к Пстыго: "Разрешите, я часика на 4 отъеду?" - "Давай!".
Но тут подходит ко мне генерал из Главного управления военной контрразведки: "Владимир Георгиевич, зайдем в кабинет начальника штаба!" Заходим. Он говорит: "Успокойтесь сами, успокойте всех офицеров - все нормально. Вот моя докладная!" Он показал мне документ, отправленный им председателю КГБ СССР Андропову, в котором было написано, что действия командира корпуса, его КП и штаба были обоснованные, правильные и решительные. Пролет нарушителя пресечен в соответствии с обстоятельствами и здравым смыслом. Андропов на это ответил: "Согласен. Доложить по 1-мy списку". Генерал объяснил, кому доложено: "Брежнев, Косыгин, Устинов..."
В общем, на этом все закончилось...

.

.
Лётчика, штурмана и техника я представил к правительственным наградам. Всё это дело оформили, Военный Совет армии утвердил, послали в Москву - оттуда мне позвонили: "Владимир Георгиевич, мы не можем этого сделать, мы их включим в приказ к 23 февраля в общем списке". И они, действительно, были награждены.
Нас также наградили очень крепко - нас не наказали...
Через некоторое время нас с командованием флота заслушивали на военной коллегии, которую проводил Министр обороны Маршал Советского Союза Дмитрий Федорович Устинов. Много было всяких разных вопросов и на все вопросы я ответил хорошо, моим докладом все остались довольны. Это не я так думаю, мне Павел Федорович Батицкий показал тогда большой палец - и я потом оттуда вылетел на крыльях...
...А моряки в своём предвидении оказались правы: все нарушения границы после этого прекратились.

.
- Владимир Георгиевич, как получилось, что вы, боевой лётчик, перешли на строевую, командную должность?
- После академии переучился на "МмГ-25", тогда эти машины только начали поступать в войска, и полк наш первым в Вооруженных Силах переучился. Затем такое перемещение: зам. командира соединения по авиации и - совершенно неожиданно - был назначен на новую должность. Такое решение принял тогдашний главком Маршал Советского Союза П. Ф. Батицкий. У меня большие сомнения были - не высоковато ли? Но Батицкий, зная о том, что Войска ПВО готовятся принимать на вооружение "МИГ-25", а у меня опыт к тому времени все-таки уже был, решил, что я справлюсь.
И вот в 76-м году приезжаю в полк, и с заместителем командира полка по политчасти подполковником Кияном мы делаем один вылет на спарке. Удачно. Перед вторым вылетом я ему говорю: "Будешь взлетать сам, я проконтролирую". Начали мы разбег, вот-вот самолет должен оторваться от бетонки, и вдруг начинается какая-то чертовщина, дикая тряска, машину кренит, она опускает нос, и я понимаю, что Киян, когда мы были еще на полосе, убрал шасси, и что сейчас мы несемся на фюзеляже. Как мог опытный летчик, инструктор совершить такую ошибку? Для меня это до сих пор загадка.
Откровенно говоря, тогда я подумал о том, как бы заживо не сгореть. Катапультироваться не собирался. Летчики вообще катапультироваться терпеть не могут, ну разве что в самом крайнем случае. Но надо было подготовиться к эвакуации, и я стал открывать фонарь, чтобы его не перекосило и не заклинило. Только я его аварийно сбросил, как тут же сработала система катапультирования.
По-моему, по тем временам это было рекордное катапультирование: с земли, при скорости 98 километров в час. Вылетаю из кабины и вижу, что несёт на бетонку. А в голове одна мысль: шлепнусь сейчас об асфальт, и хоронить придется с закрытой крышкой. Я руки вперед выставил, чтобы как-то лицо прикрыть, и тут хлопок: парашют сработал. "Ну, - думаю, - живой..."
Приземлился, кричу: " Как Киян?!" Нормально, говорят. Я самолет по быстрому осмотрел и пошел звонить командующему, генерал-лейтенанту авиации Владимиру Сергеевичу Дмитриеву.
Вгорячах не заметил, не почувствовал боли, а потом скрутило. На самолете отправили меня в госпиталь. Врачи поставили диагноз: компрессионный перелом позвоночника.
Вечером прилетели ко мне командующий, начальник штаба, махнули мы тайком по рюмке коньяку, поддержали они меня, успокоили, но на душе все равно было тяжело. У нас ведь как: надо назначить виновника. Я после этого ЧП ходил в виновниках около года, только потом разобрались наверху, и мне даже сказали, что действовал я правильно - летчика спас, и самолет совсем не загубил. Но это было сказано год спустя, а поначалу хотели уволить из армии по состоянию здоровья, о полетах не могло быть и речи.
В госпитале я пролежал два месяца, было время подумать о многом, в том числе, как сейчас модно говорить,- о социальной защищенности. Ну уволили бы - достаточно молодого и почти здорового человека. Выслуги к тому времени не очень много, значит, и пенсия была бы небольшой. Дочь в институте учится, сам знаешь, какая у студента стипендия, сын - в военном училище, тоже хочется помочь, жена не работает - она вместе со мной полтора десятка гарнизонов поменяла, детей растила. Как жить?
Сейчас, когда в Верховном Совете СССР будет обсуждаться закон об обороне, надеюсь, народные депутаты решат проблему защищенности и военных и их семей. Служба в армии и в мирное время - служба риска. Рискуя собой во имя государства, человек должен знать, что государство его не бросит в трудную минуту, как выжатую тряпку. Сегодня же - сплошь и рядом. Офицер, прослуживший тридцать лет, не имеет крыши над головой - куда это годится?!
- Владимир Георгиевич, не кажется ли вам, что с сокращением армии, с выводом дивизий из Чехословакии, Венгрии, а впоследствии Германии и Польши, мы только умножаем эту проблему?
- Я считаю, что одностороннее сокращение и вывод войск не до конца продуманы. Раз уж мы не смогли спрогнозировать развитие ситуации в мире и, в частности в Восточной Европе, надо было, на мой взгляд, хотя бы четко определиться по выводу войск. Дивизии приходят, есть военные городки, есть казармы для солдат и парки для боевой техники, а офицерам, прапорщикам и их семьям жить негде. И люди, устают того, что в их жизни всегда есть место подвигу, пишут рапорты, пытаются уволиться из армии. Причем, увольняется младшее звено: от лейтенантов до капитанов, а ведь это будущее армии. На мой взгляд, нужна государственная программа по решению этой проблемы. Ведь вывод только-только начался, завтра-послезавтра эта проблема станет во весь рост, и одному Министерству обороны с ней не справиться.
- Но вернемся в госпиталь. Прошли два месяца...
- Я ушел в отпуск, а затем получил назначение на строевую, уже впрямую не связанную с авиацией должность командира соединения. Судьба меня опять ждала - в апреле 1978 года в зоне ответственности моего соединения южнокорейский "Боинг-707" нарушил воздушное пространство СССР.
Тот день, 20 апреля 1978 года, я очень хорошо помню, нормальный был, рядовой день. Я чуть раньше обычного приехал домой, но за годы службы уже привычка выработалась: от телефона далеко не отходить. Кстати сказать, когда командовал Московским округом ПВО, то изредка вырывался в театр, который очень люблю. И тогда дежурный по штабу округа и оперативный дежурный, и мой порученец не только знали, в каком я театре, но и ряд, и место. Как вы понимаете, это не моя отличительная черта, так поступают все командиры - от главкома до командира полка. Иначе нельзя, это не прихоть, а закон службы в Войсках ПВО.
Так вот, только я шинель снял, звонит оперативный дежурный и докладывает: нашими радиотехническими войсками обнаружено воздушное судно. Идет на высоте десять тысяч метров курсом 180 градусов, прямиком на Мурманск. Самолет в тот момент был еще за границей, поэтому я передал, дежурному, чтобы "энша" (начальник штаба), который был на КП, разобрался, принял решение, а сам вызвал машину. На душе было что-то неспокойно, предчувствие какое-то, хотя за годы службы на Севере я привык к тому, что самолеты НАТО, взлетающие, скажем, с баз в Норвегии, нас постоянно держат в напряжении. Идет "СР-71" (очень они любили делать это во время наших праздников) почти по "ленточке", по границе, то есть, что называется "на грани фола", а самого фола нет, есть нарушение госграницы на километр-три. Поднимаем истребители на перехват - натовец уходит. Словом, было время привыкнуть к фокусам, но здесь, чувствую, что-то иное...
Приехал на КП, начальник штаба докладывает: с ЦКП (Центрального командного пункта Войск ПВО) огонь зенитными ракетными войсками открывать запретили. А самолет тем временем входит в наше воздушное пространство.
"Пропал самолет "Боинг-707", следовавший по маршруту Париж - Токио с посадкой для дозаправки на Аляске.
В 19.51 самолет находился над Северным полюсом на связи с Буде. На борту 96 пассажиров и 16 человек экипажа".
(Агентство Ассошиэйтед Пресс. 1.05. 21 апреля 1978г.)

.

.
Мы подняли двух перехватчиков. Погода была простая, но в тот момент флот проводил учения, и мы даже поначалу полагали, что это их самолет. Я принял решение посадить все самолеты, не участвующие в перехвате, есть такая команда: "ковер".
Начали мы его принуждать. Есть специальные международные сигналы для этого. Летчик покачивает крыльями и делает разворот в сторону аэродрома, пилот-нарушитель обязан за ним следовать. Уже была установлена у меня прямая связь с истребителем, и летчик доложил, что на его команды нет никакой реакции. Я ему говорю: "408-й, так ты, может, за два километра от него крыльями качаешь?" А он кричит - все ж на нервах:
- "Я ему хвост со звездой в форточку засунул, а он морду отворачивает!"
События разворачивались уже в районе Кандалакши, финская граница рядом, и самолет стал изменять курс, начал уходить. Оставалось на принятие и выполнение решения шесть минут. Представьте мое состояние: экипаж наши команды не выполняет, хотя все прекрасно видит. Какая начинка у самолета-нарушителя мы не знаем, но знаем, что это "Боинг-707", знаем, насколько совершенна на "Боингах" система навигационного оборудования, то есть летчик заблудиться не мог... Я доложил командующему, что принял решение самолет уничтожать. Дмитриев решение утвердил. Перехватчик выполнил атаку с пуском ракеты, и "Боинг" пропал с наших экранов.
"Советские истребители открыли огонь по южнокорейскому лайнеру, вторгшемуся на территорию СССР. На борту самолета было 110 человек, 2 из них погибли и 2 ранены, национальность не сообщается.
Южнокорейские специалисты заявили, что не исключают возможности похищения самолета, а японские - полагают неисправность навигационной системы".
(Радиостанция "Свобода". 5.38. 22 апреля 1978г.).
Я приказал летчику сделать круг над местом возможного падения самолета - уже стемнело, и пожар было бы далеко видно. Но летчик ничего не обнаружил. Мы подняли вертолеты, и вскоре стало известно: "Боинг" сумел-таки приземлиться на лед озера Корпиярви. Ну, естественно, подняли по тревоге части. На ближайшем аэродроме подготовили спирт, дрова. Пассажиров разместили в Доме офицеров, дали теплую одежду. К счастью, большинство людей остались живы, погибло двое.
Я еще не знал всех подробностей, когда позвонил из Москвы тогдашний главком ПВО: "На какое расстояние самолет нарушил советскую границу?" Я отвечаю: "На сто пятьдесят километров, товарищ маршал". "Вы будете уволены, генерал",- и повесил трубку. Тут мне наши радисты приносят радиоперехват: объявлен розыск южнокорейского "Боинга". На борту - сто пассажиров, летят из Парижа в Токио. И опять звонит главком. Я докладываю о радиоперехвате и слышу в ответ: "Вас будет судить международный трибунал, генерал". Конечно, я понимал нервозность главкома в тот момент, ведь ответственность перед руководством страны лежит на нем, но и тогда, и сейчас я не сомневаюсь, что поступил правильно.
- Владимир Георгиевич, ну а если бы вы не сбили "Боинг", дали ему уйти?
Царьков в ответ недобро усмехнулся.
- Погоны бы с мясом вырвали, и правильно бы сделали.
"Русские очень "чувствительны" в вопросе безопасности в районе Мурманска, находящегося около финской и норвежской границы. Мурманск является базой крупнейшего из четырех советских военных флотов.
Остается загадкой: что делал южнокорейский лайнер за 1000 миль к востоку от разрешенного маршрута?"
(Корреспондент агентства Рейтер. 14.00. 22 апреля 1978г.).
- И что же было дальше?
- Стали разбираться. Пилотом оказался опытнейший летчик, боевой, воевал в Южной Корее. Самолет он посадил мастерски, ему ведь левый консоль по первый двигатель отрубило. Он не мог заблудиться. Учитывая и его опыт, и погоду, рельеф местности, навигационное оборудование, и то, что он ясно видел: краснозвездные истребители принуждают его к посадке. Это все равно, что днем на часового идти и делать вид, что не слышишь крика: "Стой!" Это была провокация, причем приуроченная к визиту президента США в СССР и к нашим крупным войсковым учениям. Схема-то простая: "Боинг", нарушая границу, заставляет нас приводить войска в боевую готовность, а в это время со спутника или с самолета-разведчика, допустим, "PC-135" ведется разведка.
- Владимир Георгиевич, понимаю, что ворошить пережитое не хочется, но все-таки: как было с Рустом?
- Честно говоря, я бы предпочел на эту тему не разговаривать. Кажется, и время уже прошло, но как вспомнишь тот день - начинает саднить сердце. Не хочу оправдываться, но я был назначен на округ в середине мая, то есть командовал к тому моменту дней десять, не больше. И находился в поездке, знакомился с частями. Когда мне передали, что легкомоторный самолет из ФРГ приземлился на Красной площади, я не поверил. И до сих пор не верю. Самое обидное, что, если говорить в целом, то самолет-нарушитель можно и должно было посадить. Генерал-майору Г. Кромину, в чьей зоне ответственности находилась "Сессна", докладывали о самолете. Но он оказался внутренне не готов к принятию решения. Кромин пытался убедить себя, да и наш Московский округ, что это метеообразования, птицы. Конечно, сыграло свою роль и то, что не разрешается открывать огонь по транспортным, пассажирским самолетам, а "Сессна" самолет не боевой, и то, что постоянно случаются поползновения к нарушению границы, когда граница нарушается на минуту, три, пять, - все это приучает или, вернее сказать, отучает от умения принять решение. Кромин обязан был доложить главкому о нарушителе - он этого не сделал. Ясное дело, главком принял бы решение о принуждении "Сессны" к посадке. Вместо этого генерал Кромин пытался убедить себя, что это не нарушитель. И убедил, доложив на ЦКП (Центральный командный пункт Войск ПВО) о самолете - нарушителе режима полетов. То есть как о советском самолете, вылетевшем без предварительной заявки.
Кстати. Сохранилась запись разговора Кромина с летчиком, поднятым для опознавания самолета - нарушителя. Вот как приводит ее историк Войск ПВО полковник Е. Климчук.
"Летчик: Вижу спортивный самолет белого цвета. Жду команду.
Кромин: Может, это наш самолет? Из ДОСААФ? Уточните.
Летчик: Нет. Самолет европейской марки. Какая будет команда?
Кромин: А вы внимательно присмотритесь. Уточните. Ошибки быть не должно.
Летчик: Поздно. Спортивный самолет остался далеко позади. Захожу на второй круг".
И далее продолжает полковник Е. Климчук: "Оперативный дежурный ЦКП генерал-майор С. Мельников, получив сообщение из Ленинграда, хотел было сразу доложить о нем главкому, но замешкался. А затем забыл, хотя, Колдунов дважды был в этот день на ЦКП и справлялся о воздушной обстановке. Мельников надеялся, что Московский округ ПВО разберется с нарушителем сам, и дал команду снять эту цель с оповещения на ЦКП".
- Владимир Георгиевич, рассказ Климчука верен?
- Да, за исключением, быть может, каких-то частностей. Не снимая вины с округа и дежурного по ЦКП, еще раз хочу сказать: именно нерешительность, неготовность Кромина к принятию решения обернулась таким моральным ударом и по войскам, и по престижу нашей страны.
- Но если отбросить в сторону эмоции, пролет Руста, очевидно, вскрыл и какие-то недостатки в системе построения противовоздушной обороны?
- ПВО - вещь очень дорогостоящая. Думаю, со мной согласятся специалисты, строится она не для борьбы со спортивными самолетами.
Помните, в Париже в течение нескольких суток над городом летал хулиган? Правительство Франции тогда приняло решение противовоздушную оборону не задействовать - это дело полиции. Но это - преамбула к ответу. Действительно, недостатки были выявлены. И я рад, что на заседании Политбюро, посвященном пролету "Сессны", большинство членов Политбюро не поддались эмоциям, выслушали наши соображения, оказали помощь. Но проблемы все еще остаются. Особенно заботит сельхозавиация, авиация ДОСААФ. Связи с их аэродромами у нас по-прежнему нет, а летают они на малых высотах, без системы опознавания "свой-чужой". Для истребительной авиации такие самолеты не помеха, а вот для ПВО... Словом, проблемы еще есть.
- Вы не могли бы назвать самую острую? Что больше всего беспокоит руководство Войсками ПВО?
- Отвечу, не задумываясь, Главная - моральный дух и быт. Войска ПВО тяжелее других видов Вооруженных Сил болеют болезнью, имя которой неустроенность. Понятно почему - многие годы над войсками экспериментировали: то раздавали общевойсковым округам, то сводили вновь. Волюнтаризм, с которым руководили нашей армией, в ПВО проявился особенно ярко. Ну, а потом ведь радиолокационные роты, посты, отдельные зенитные ракетные дивизионы стоят вдали от больших городов, в глуши. Как говорится, удобства во дворе. Солдаты так живут два года. Офицеры, жены, дети - по многу лет. Я внимательно слежу за дебатами в Верховном Совете СССР и вижу, что депутаты потихоньку начинают осознавать всю остроту накопившихся в армии проблем и то, что одному Министерству обороны их решить не под силу.
- Владимир Георгиевич, что вы думаете о создании профессиональной армии?
- Уверен, мы придем к такой армии. Один пример, примитивный: мы, быть может, вдвое больше теряем на ремонте техники, выходящей из строя по вине солдат и сержантов, чем экономим на призыве. Но надо все посчитать.
Меня как-то не убеждают расчеты ни тех, кто против профессиональной армии, ни тех, кто "за". Такое впечатление, что приводятся только те цифры, что выгодны в споре. Но так подходить к решению задачи государственной важности, по меньшей мере, несерьезно. И еще хотел бы сказать. Профессиональная армия была на Руси всегда. Начиная от дружины киевских князей до полков Петра. Народное ополчение собиралось только, когда беда стояла на пороге. В мирное же время Россию охраняли профессионалы.

.
Источники:

http://elita-army.ru/carkov-vladimir-georgievich.html
http://viperson.ru/people/tsarkov-vladimir-georgievich
http://www.vko.ru/biblioteka/vstretimsya-na-politbyuro