Никишин Дмитрий Тихонович

     Борисоглебская военная летная школа была сформирована в 1923 году и первоначально занимала старые казармы кавалерийской дивизии. В период нашего обучения уже были построены новые ангары, мастерские, казармы, штаб. Только клуб располагался в бывшей церкви. Начальником был опытный лётчик-истребитель еще в гражданскую войну Меер, немец по национальности. Истребитель он пилотировал просто изумительно, да и методист был прекрасный. Позже он возглавлял учебный отдел ВВА им. Жуковского, во время войны был начальником штаба курсов начальников воздушно-стрелковой службы полков. Самолётный парк школы составляли учебные У-2, разведчики Р-1 для подготовки будущих лётчиков-бомбардировщиков, истребители И-2 и один истребитель И-4 начальника школы.

.
Меня распределили в эскадрилью бомбардировщиков, которой командовал Чумак, командиром звена был Леонтьев, а лётчиком-инструктором Николай Шапошников. Сначала наше обучение проходило на У-2 и на тренажёрах по «методу ЦИТа» (Центрального института труда). Заключался он в оценке способностей и навыков пилотирования при помощи особых конструкций с использованием электрических устройств. Например, кабина тренажёра самолёта была оборудована контактами, через которые при не скоординированном отклонении ручки управления или педалей подавался сигнал на приборы у инструктора, и тот оценивал правильность отработки команд. При помощи контакта, закреплённого на шлеме, определяли устойчивость вестибулярного аппарата. По результатам тренировок запросто могли и списать с лётной работы.

.
Инструктор Леонтьев сильно хромал после аварии, история которой вошла в устную традицию школы. Однажды зимой он проверял у курсанта технику полета со скольжением влево и вправо. Ослеплённые солнцем и ярким снегом они сместились к глубокому оврагу Чигорак на краю аэродрома и упали в него, самолёт побили, а Леонтьев сломал ногу. К месту аварии на автомобиле помчался Меер и увидел выползающего из оврага инструктора, который бодро доложил: «Товарищ командир, самолёт притёр в овражке, лонжерон и лыжи - всё в гармошку!»

.
Основной упор в программе обучения был сделан на пилотаж и маршрутные полеты. Теорией занимались немного, а боевого применения здесь еще не изучали. Наш отряд готовился по разработанным Вторым Управлением ВВС РККА «Лётным программам и методическим указаниям к ним (самолёт Р-1)». На Р-1 мы отрабатывали с инструктором и самостоятельно взлет, посадку, набор высоты, мелкие (до 35о) и глубокие (до 50 градусов) виражи, петли, перевороты, штопор, спираль, маршруты и «низкополётную полосу». Последнее упражнение заключалось в выполнении полёта на заданной инструктором высоте, обычно - пять метров над землей.

.
Школа имела три аэродрома: центральный - на окраине Борисоглебска; второй километрах в десяти от него за железной дорогой, его еще называли «Верхним», летали с него только на У-2; и третий - в лагерях у посёлка Танцерей, в полусотне километров на юг от города. Из Танцерей выполнил я свой первый ночной полёт, а случилось это при запомнившихся обстоятельствах. Как-то к вечеру, когда полёты в лагере уже закончились, из школы пришла телефонограмма о том, что утром следующего дня мне в политотделе будут вручать партбилет. Мы с инструктором Шапошниковым тут же собрались лететь, и я попросил, чтобы он разрешил пилотировать в сумерках мне. Николай упирался, так как опыта таких полётов у меня ещё не было, а лётное поле в Борисоглебске для ночной посадки не было приспособлено. Всё-таки я убедил его, что справлюсь с заходом на посадку, ориентируясь по железной дороге, городским огням и цепочке фонарей, освещавших ангары на краю аэродрома. Но главное, я пообещал Шапошникову поменяться с ним куртками. Надо сказать, что все обмундирование у курсантов было новёхонькое, а инструктора ходили в страшно истасканном, промасленном и закопчённом. Ну а какой же военный лётчик не хотел щеголять в новой форме? Вот мы и договорились, что поменяемся куртками, но только после вручения партбилета. Полёт и посадка прошли благополучно, возмущённого дежурного по аэродрому, выбежавшего из темноты навстречу нашему самолёту, кое-как успокоили. На следующий день после получения партбилета я отдал пребывавшему в страшном нетерпении инструктору свою куртку, и оба довольные собой мы вернулись в Танцерей. Увидев на мне драный чёрный «реглан» друзья вытаращили глаза, но после этого случая все инструктора стали меняться с курсантами куртками, перчатками, шлемами. Так с тех пор и повелось.

.
В Борисоглебской школе я впервые встретился с командованием Военно-воздушных сил тех лет: Начальником ВВС РККА Барановым П.И., его заместителем Алкснисом Я.И. и Главным штурманом ВВС Стерлиговым Б.В. Они проводили в клубе с комсоставом школы командно-штабную игру на картах, и поскольку у меня был чёткий почерк, то меня назначили оформлять для Начальника ВВС карты и вводные. Баранов с Алкснисом прилетали на редком «длинноносом» варианте Р-1 с немецким двигателем BMW-IVa мощностью 240 л.с. Пилотировал машину Баранов, так как его заместитель тогда еще только учился летать.

.
В те годы было принято вести в каждой эскадрилье альбом - своеобразную летопись, куда заносили сведения о курсантах, вклеивали памятные фотографии, фиксировали достижения и лётные происшествия. Эти записи отчасти служили и учебным материалом для следующих курсов. Но вспоминается случай, который нигде отмечен не был. Однажды в воскресенье я был дежурным по аэродрому. Работа часто шла и по выходным: техники готовили и ремонтировали матчасть, а начальник школы поддерживал свой лётный уровень - отрабатывал высший пилотаж на И-4. Подъехал Меер, сел в кабину уже подготовленного и прогретого механиком истребителя, взлетел и стал выполнять фигуры. Вдруг его самолёт начал беспорядочно падать, явно потеряв управление. Все, кто видел это, просто оцепенели. Лишь на высоте крыши ангара самолёт выровнялся, с рёвом резко взмыл вверх и тут же зашёл на посадку. Подбегаю к самолёту и вижу, что из кабины выбирается бледный, в испарине Меер. Я спросил: «Товарищ командир, что произошло?» Он посмотрел на меня пристально, видимо, решая, говорить или нет, потом произнёс: «Запомни на всю жизнь: прежде чем лететь, всегда проверяй привязные плечевые и поясные ремни». Оказывается, он, опытный лётчик, после посадки в кабину второпях не затянул ремни, а во время энергичного пилотажа ручка управления самолётом попала прямо под них, застряла, и ему с огромным трудом удалось освободить её лишь в самый последний момент.

.
В Борисоглебске вместе со мной учились и служили известные в будущем военные лётчики: Павел Рычагов (стал командующим ВВС), командиром отряда был Николай Скрипко (с 1950 года командовал военно-транспортной авиацией).

.
Двенадцать человек, в том числе и я, успешно освоили программу обучения раньше других и осенью 1931 года были выпущены досрочно, получив по два «кубаря» в петлицы, что соответствовало уровню командира роты. Начальник школы намеревался оставить нас как лучших выпускников у себя инструкторами, и мы уже сняли квартиры в городе, но тут из Москвы пришёл приказ о формировании новой военной лётной школы в Энгельсе, и всю наше группу (Демченко, Максимов, Алексей Каменев, Борис Алексеев, Потёмкин, Борис Гонтаренко, Иван Крячков, Грохольский, Селиверстов, Балашов, Титов) в полном составе направили туда.

***

Застрелился старейшина советской авиации
Газета «Коммерсантъ» № 67 (2670) от 17.04.2003

Вчера в Москве покончил жизнь самоубийством генерал-лейтенант ВВС в отставке, близкий друг наркома обороны Климента Ворошилова и Василия Сталина 93-летний Дмитрий Никишин. Генерал застрелился из маузера, которым его наградил маршал Иван Конев.
Первыми о гибели генерала Никишина узнали его родственники. Будучи в довольно преклонном возрасте, генерал не пользовался услугами органов опеки или социального обеспечения, несмотря на то что проживал один в своей квартире на улице Верхняя Масловка, 21. Уход за ним осуществляли родственники. По словам его внука Алексея Никишина, в минувшую среду около десяти утра к генералу пришла одна из родственниц, взяла сумку и отправилась в магазин, чтобы купить старику продукты. Когда она вернулась (а прошло не более часа), то обнаружила в комнате всего в крови, но ещё живого хозяина. Рядом лежал маузер, подаренный генералу во время Великой Отечественной войны маршалом Иваном Коневым. По словам сотрудников ОВД "Аэропорт", которые вскоре прибыли на место происшествия, на оружии никаких дарственных надписей не было. "Да и кто во время войны занимался гравировкой, подарил, наверное, из рук в руки, как тогда и делали. Вот тебе и подарок",— предположил один из сотрудников ОВД.
Генерал выстрелил себе в голову, однако пуля прошла по касательной, и смерть наступила только через полчаса после выстрела.
Дмитрий Никишин предсмертной записки не оставил, поэтому следователи Савеловской межрайонной прокуратуры, констатировав самоубийство, отрабатывают версии о причинах, которые могли привести генерала к суициду. В беседе же с корреспондентом Ъ родственники покойного, видимо, чтобы избежать огласки данного инцидента, заявили, что "никакого самоубийства не было, просто у старика не выдержало сердце".
Генерал-лейтенант Дмитрий Никишин, награжденный десятками орденов и медалей, в том числе орденом Ленина, родился в 1910 году в деревне Поляна Калужской области. Закончив Борисоглебскую военную лётную школу, Дмитрий Никишин служил в эскадрилье бомбардировщиков. Потом стал персональным л`тчиком наркома обороны Климента Ворошилова.
Во время финской войны 1939 года Дмитрий Никишин командовал эскадрильей бомбардировщиков. В 1940 году в Бессарабии познакомился с маршалом Георгием Жуковым, который направил его в Академию командно-штурмового состава в Монино. В академии слушатель Никишин сидел за одной партой с Василием Сталиным, с которым они стали друзьями. Великую Отечественную войну Дмитрий Никишин закончил в звании генерал-майора. Потом служил в Австрии и Китае. В середине 70-х, уйдя в отставку, генерал Никишин остался в ВВС и даже отвечал за оперативно-тактическую подготовку в Военно-воздушной академии имени Жуковского.
В мемуарах, которые были опубликованы незадолго до его смерти, генерал писал: "Годы идут, сижу летом на даче, а зимой — дома. Нет уже в живых подчиненных мне когда-то командиров дивизий и полков. Листаю мемуары, в памяти встают образы многих замечательных лётчиков и военачальников, с которыми меня свела жизнь в авиации, и бесконечно благодарен я ей за это".
ЮРИЙ Ъ-СЕНАТОРОВ

***