|
|
Лавин Луис (Luis Lavín Lavín)
Выпускник 1941 года
.
Родился в 1923 году в Испании.
Член ВЛКСМ с 1940 года.
В Красной Армии с апреля 1941 года. Прошёл ускоренные курсы в Борисоглебском училище лётчиков и в ноябре 1941 г. попал в боевой полк.
Участник Великой Отечественной войны с декабря 1944 года. В 1944-1945 годах воевал в 826 иап 101 иад под командованием майора Столяра вместе с Антонио Лукумберри. Летал на самолётах Ла-5ФН.
Закончил войну в Польше.
После войны остался в СССР. Жил в Саратове.
16.06.1945 награждён медалью "За боевые заслуги".
06.04.1985 награждён орденом Отечественной войны II степени.
В начале 90-х годов вернулся на Родину, в Испанию.
***
Воспоминания Луиса Лавина
из выступления на конференции ADAR (Ассоциация ветеранов Республики)
(перевод с испанского сделан Администратором сайта через Google-переводчик)
.
Моё детство
.
Мне сложно писать эти строки по двум причинам. Когда я начал обучаться в авиации, всё было по-русски, и теперь многие испанские слова для меня странны. Я прекрасно понимаю их по-русски, но чтобы понять, что они означают по-испански, мне нужно заглянуть в словарь. Поскольку мой испанский - 12-летнего ребёнка. Испанские слова, которые не были мне знакомы в то время, я знаю только по-русски. В средиземноморской деревне, где мы живём, есть девять русских семей, и, поскольку наши жёны из России, мы продолжаем говорить по-русски. Теперь я снова учу испанский, слова и спряжения глаголов.
Писать мне тоже трудно, потому что я учусь пользоваться левой рукой. В июле 1942 года в рукопашном бою с нацистами получил ранение в плечо. Небольшая рана, которая через десять дней была излечена, более чем через 60 лет она начала болеть так, что моей правой рукой я больше не могу писать или работать.
.
Моя жизнь - это сериал, который, если бы я представил его по телевидению, продлился бы долго.
Я родился в Бильбао 9 марта 1925 года, жил в центре, рядом с театром Арриага. У моей семьи был бар, куда Долорес Ибаррури Пасионария приходила поесть. Мой отец руководил «Ассоциацией друзей Советского Союза». Дух Республики постоянно витал в нашем доме: стрельба Фермина Галана, бегство короля... Я помню, что у нас было радио - что-то необычное в то время, и во время революции 1934 года я настроился на московскую радиостанцию.
Когда началась война, много времени в нашем доме прожили Мануэль Эгилуз, глава армии Севера, и его семья. Мы привыкли к бомбам несмотря на то, что возле нашего дома ими было разрушено пятиэтажное здание. Во время бомбардировок Бильбао мы спали, укрывшись сверху в качестве защиты матрасами.
Мой отец работал в консульстве СССР. Он сказал нам, что если мы планируем выехать из Испании, это будет на два или три месяца. Он сам остался, хотя русский консул предложил ему также выехать. А мы уехали, и у нас не было новостей об отце 20 лет. Франкисты пытали его, бросили на три года в тюрьму, но он выжил.
.
В 1937 году мы покинули Сантурсе. Мне было всего двенадцать лет, со мной была моя сестра Аврора, которой было десять лет. Мы приехали в Ленинград, и сразу были осмотрены врачом и стоматологом. Баня, роскошная одежда и в столовой трапеза королей: икра, ветчина, шоколад... всё самое лучшее. Мы пробыли в Ленинграде неделю. В памяти отложились вывески с русскими буквами, что для нас было необычным.
Затем мы провели лето на крымских курортах и поселились в Доме молодёжи в Киеве. Тогда в Дом молодёжи, где мы жили, пришло известие о разгроме Республики...
.
Обучение в качестве пилота
.
Когда мы были стали достаточно взрослыми, чтобы получить высшее образование, мы отправились в Москву в августе 1940 года. Однажды в институт пришёл представитель Авиационного комиссариата, чтобы отобрать юношей для обучения на пилотов. Из-за того, что мы пережили в Испании, мы все хотели научиться летать, но чтобы пройти авиационные курсы в СССР, нам должно было быть не менее 17 лет, а мне было только 15. Тогда я прибавил к своему возрасту два года, и с того времени в российском паспорте указана дата рождения 10 марта 1923 года. У меня даже есть российское свидетельство о рождении в этом возрасте. Мы все прошли девять медицинских комиссий. Большинство было не допущено, среди них оказался и Рубен, сын Долорес Ибаррури, очень хороший мальчик.
 Рубен и Долорес Ибаррури.
Авиационные исследования начались в октябре в Московском пролетарском авиационном институте. Девять нас было: Игнасио Агиррегуойа, Исайас Альбистеги, Рамон Чианка, Антонио Лукумберри, Хосе Луис Ларраньяга, Эудженио Прието, Томас Суарес, Антонио Урибе и я (на испанском: Ignacio Aguirregoicoa, Isaías Albístegui, Ramón Cianca, Antonio Lecumberri, José Luis Larrañaga, Eugenio Prieto, Tomás Suárez, Antonio Uribe y yo). Шесть пришли из киевского Дома молодёжи. Окончили учёбу восемь (Исайя не завершил учёбу). Из всех остался в живых я один. Рамон Чианка умер от сердечного приступа незадолго до возвращения в Испанию, а Лукумберри умер пару лет назад, при этом его вдова из Орла оказалась в ужасном материальном положении.
.
Но нашему обучению в военной лётной школе препятствовало отсутствие русского гражданства. 1 января 1941 года в Дом молодёжи в Москве приехала Долорес и сказала нам: «Мы проведём здесь много лет, поэтому самое лучшее для нас - получить российское гражданство. Есть кто против?». Никто из нас не возражал, потому что, несмотря на наш возраст, мы уже понимали, как всё устроено. Также мы понимали, что самокритика - это хорошо, но критиковать сказанное вышестоящими нельзя. Например, когда Сталин спросил у генерала Рычагова, очень хорошего лётчика, воевавшего в Испании, почему мы потеряли так много самолетов, тот ответил, что наши самолёты очень старые. Сталин тогда ничего не сказал, но в октябре 1941 года расстрелял его и его жену.
Путь в авиацию был непрост: нас отговаривали, рекомендовали учиться на преподавателей или инженеров. Антонио Урибе, который был несколько старше, воевал в Испании и был братом министра коммунистов Висенте Урибе, возражал, и поддерживал наше решение. В результате его поддержки и усилий его брата-министра, нам разрешили обучение на военных лётчиков.
В марте мы окончили курсы и 22 апреля 1941 года поступили в военную авиационную школу лётчиков имени Чкалова в городе Борисоглебске Воронежской губернии. Я начал летать на И-16.
Вскоре началась война. Мы надеялись, что если война против немцев будет выиграна, мы могли бы добраться до Испании и выгнать Франко.
В 1942 году нас отвезли в лагерь Урал 5. Нам пришлось изучать руководство по управлению новым самолётом с дальнейшим практическим его освоением. Обучение проходило в ужасных условиях, на травяном поле, с проживанием в палатках при полярных температурах, среди снега и ветра.
.
Кампания
.
В июле 1942 года наше подразделение 826-го полка находилось в Поворино. Мы были частью 36-й истребительной авиационной дивизии. Летали на И-16, но это был самолёт, который уже воевал в Испании и не мог противостоять современным немецким самолётам из-за недостатка скорости. Также И-16 был сложен в управлении. Мы все любили летать, и однажды русский парень попросил меня одолжить ему мой самолёт. На 4-м круге над аэродромом самолёт разбился, парень погиб.
Поворино был большой железнодорожный узел, вокруг было 12 или 13 больших аэродромов. Немцы приходили ночью бомбить, ориентируясь на большое озеро, которое находившееся рядом. У нас был огромный ангар, полный И-15 и И-16. Эти самолёты не могли на равных сражаться с немцами: в авиации выигрывает самый быстрый истребитель. Инструкторы использовали их на других направлениях - в качестве ночных истребителей.
Мы не приблизились к фронту, фронт сам пришёл к нам. В тот период не было чётко обозначенной линии фронта. Однажды Ignacio Aguirregoicoa и я прибыли в госпиталь, но раньше нас там уже побывали немцы. Госпиталь был пуст: немцы убили раненых, врачей и медсестёр. Ожидалось дальнейшее наступление немцев. Отступавшее подразделение приняло решение минировать дорогу, и мы с Игнасио начали устанавливать мины. Закончив минирование, спустились в траншею. Два солдата из состава подразделения пошли на патрулирование в лес. Через некоторое время в лесу раздались выстрелы. И в этот момент на дороге появилась колонна гигантских грузовиков немцев. Игнасио и я, которые недавно считались детьми в Киеве, тем не менее уже имели боевой опыт, вступили в бой и убили пару немцев, а затем подорвали мины. Транспортные средства немцев были разбиты по всей дороге.
В этот момент с одной стороны появилась русская колонна, а с другой стороны - ещё одна немецкая колонна. Это было ужасно. Завязался рукопашный бой, штыками и лопатами. Кошмар, что даже если такое снится, это плохо. Мне было тогда 17 лет, и я сцепился с таким же немцем-пацаном, каким был сам. Кто-то бросил гранату, которая убила немца и ранила меня в правое плечо. Когда бой закончился, комиссар спросил нас, что мы здесь делали, если на нас форма лётчиков. Затем он отвёз нас обратно на аэродром.
.
После Поворино нас перебазировали в Пески - важный центр с проходящей через него веткой, по которой поступало подкрепление из Сибири в Сталинград. Затем через несколько месяцев была построена вторая ветка по другому берегу Волги, но до этого действующая была единственной, и её нужно было держать исправной. Против немцев, атакующих ночью, были установлены зенитные установки. Мы собирались пригнать самолёты с заводов Урала: Як, МиГ-3, Ла-5... Затем наш 826-й полк слился с 907-м истребительным полком особого назначения, с которым я прошёл до конца войны.
 Испанские республиканские лётчики в СССР. Эскадрилья Лавина в 1945 году.
.
Мы больше не оборонялись, а продвигались вперёд. В 1944 году у меня уже был хороший самолет, Ла-7 с носом, окрашенным в белый цвет. Я служил адъютантом командира эскадрильи, татарина. В эскадрилье находились три испанца: я, Лекумберри и Севилья Сантос, один татарин, один киргиз, два армянина, украинец и россиянин. Все как братья. Братья, которые умирали каждый день.
Я выполнил 2000 полётов, очень коротких - по 15-20 минут большинство. Обычно мы не отходили от аэродрома дальше чем на 150 километров. Самые длительные полёты составляли 45 минут. Наша основная задача заключалась в том, чтобы защитить штурмовики Ил-2, а также защитить аэродром от вражеских атак. В тот момент, когда бомбардировщики приземляются - некоторые после продолжительных вылетов, таких как нападение на Берлин - они наиболее уязвимы: -самолёты возвращаются без бензина и без боеприпасов. Немцы использовали этот момент, чтобы атаковать, и наша роль заключалась в обеспечении безопасной посадки бомбардировщиков. посадки. После каждого полета нам давали 100 грамм водки. Мы всегда были наготове, сидели или отдыхали возле самолёта. И так каждый день до окончания войны...
.
Тем не менее, мы жили хорошо, именно население страдало больше всего. Когда я летал, то видел ситуацию в стране: сгоревшие деревни - там не осталось даже дымоходов, разрушенные заводы, железнодорожные пути, пустые поля... В некоторых деревнях немцы загоняли людей в церковь и сжигали их вместе со священником. И когда война закончилась, разруха длилась несколько лет. Не хватало ни еды, ни техники, ни домов: многие жили в землянках... Часть пищи из наших пайков мы отдавали людям, чтобы они могли поесть.
.
Подбили меня только один раз... я не знаю, как сказать это по-испански. Гидравлическая смесь брызнула мне в лицо и на комбинезон. Шасси было выпустить невозможно, но, к счастью, мне удалось совершить аварийную посадку. Пришлось сбрасывать лётный костюм, всё было испорчено.
Сбил ли я кого-нибудь, не знаю. Ты стреляешь, ты видишь, как идёт дым, но официальные записи вёл командир эскадрильи, а что он писал, я не знаю. Недавно в каком-то издании я увидел, что мне приписывают дюжину сбитых! Нет, их было гораздо меньше, намного меньше, но чем заявлять что-либо, не имея официальных данных, я предпочитаю вообще ничего не говорить.
Аварии на аэродроме были частыми. Имели место столкновения самолётов, или самолёт разбился после пожара, взрыва, с множеством смертей. У нас также было много диверсий. Только за месяц четыре самолёта, которые упали без причины. Многие саботажники были детьми русских белогвардейцев, погибших в гражданской войне, они пытались саботировать везде, где могли.
.
Из группы, которой мы начинали в московском аэроклубе, в конце войны у нас уже было трое погибших: Хосе Луис Ларраньяга, Антонио Урибе и Игнасио Агиррегойкоа. Хосе Луис Ларраньяга был сбит немецкой артиллерией в 1943 году, в бою, где несколько сотен российских и немецких истребителей сражались на берегах реки Кубань. В ноябре 1943 года, после Курской битвы недалеко от Киева, такая же судьба постигла Эухенио Прието и Антония Урибе. У Антонио взорвался бензобак под сиденьем, и его разорвало в воздухе. У самолёта Прието был повреждён двигатель, и он стал планировать, желая пересечь Днепр. Восточная сторона находилась в руках русских, а западный берег - в руках немецких. Его постигла неудача, и он повис на дереве на немецкой стороне реки. После удара потерял сознание, а пришёл в себя после ударов ногами. Немцы взяли его в плен, отобрали пистолет, сапоги и кожаную куртку. Но Эухенио был изобретательным. Он сказал немцам, что он не русский, а испанский пилот, и это дезориентировало их, поэтому они поместили его в частном доме в деревне Путовити. Притворяясь, что у него колит, он начал часто ходить по нужде в домик, который был снаружи. Следивший за ним немец устал от стольких кругов, и не сопровождал его, а следил за ним на расстоянии. А Эухенио за каждый визит ломал в сортире доску. Когда все доски были выломаны, он бежал, и спрятался в конце деревни. Он обратился за помощью к деду, который, услышав его акцент, принял его за немца и отказал в помощи. К счастью, вовремя появился внук, который знал о том, что сбежал заключённый. Дед отвёз его в сарай, где под кучей навоза находился бункер с ещё двумя пилотами.
Немецкое подразделение ушло и было заменено другим. Два российских летчика ушли с партизанами, но Эухенио предпочёл остаться, потому что с его русским языком с акцентом он выглядел подозрительным. Мэр города, который оказался главой Сопротивления, выдал его за немого мужа своей внучки. Он выдал ему сертификат, в котором было написано, что он немой и глухой.
В эти дни русская армия пересекает реку и освобождает район. Когда Эухенио открылся к ним и сказал, что он сбитый пилот, ему не поверили. Несмотря на все его объяснения, его приняли за немца и он не смог их убедить. Потому что русских очень трудно убедить, так была выстроена система - никому не верить.
Как-то в сопровождении солдат его вывозили из города. Дорогу пересекала колонна танков, и тут он услышал: "Женя, ты куда идёшь?". Оказалось, что в башне находился его знакомы по московским временам, с которым он ходил на танцы при аэроклубе! Солдаты извинялись, говоря, что не собирались убивать его, лишь хотели его напугать и заставить признаться. Танкист позвонил на аэродром, и они прислали самолёт, чтобы спасти Эухенио. Он вернулся в авиацию, но в 1945 году уволен из армии за то, что был в плену.
.
Игнасио Агиррегойкойа был сбит 9 марта 1944 года, приземлился в ледяном озере к югу от Ленинграда и покончил с собой.
Остальные к концу войны остались живы.
Правда в том, что испанские пилоты сделали всё. Я знаком с одним из них, Леоном Диасом, который был в партизанском отряде и потом угнал самолёт у немцев. Во время выполнения взлёта на "Юнкерсе" он разбился, получив ожоги всего лица.
.
По мере нашего продвижения мы были на многих аэродромах. Летом 43-го я участвовал в Курской битве. В ноябре в освобождении Киева; затем в битве при Кобеле, весной 44-го на Днестре. Люблин и Лотц в Польше, и уже в конце войны в Германии - теперь это Польша, в 6 минутах полёта от Берлина. Нам было запрещено летать за реку Одер, чтобы избежать ошибочного боя с английскими или американскими самолётами, потому что как-то один из наших пилотов сбил трёх американцев. Тогда мы жили на аэродроме с теми американскими экипажами, которые упали в нашем районе. На Висле у нас был первый и последний военный отпуск: несколько дней в доме отдыха. Конец войны застал мой полка около Одера, тогда мне было чуть больше 20 лет.
.
Изгнание испанских пилотов
.
Впоследствии нас перевели в качестве противовоздушной обороны в Коростень, недалеко от Киева. 11 сентября 1946 года я женился на такой же молодой украинке, каким был сам я.
И снова наша дивизия была передислоцирована, в этот раз на Кавказ, в Баку, чтобы охранять воздушную границу с Турцией. Там мы получили новые самолеты Лавочкина 9, очень современные, вооруженные 4 тяжёлыми пушками.
14 июня 1948 года из корпуса обороны Кавказа нам сообщили, что все испанские летчики должны встретиться в Саратове, примерно в 900 километрах к югу от Москвы. Там, якобы, планировалось организовать испанское подразделение, которое отправится в Югославию. Это была ложь, нас обманули. В городе прибыли только трое - Сантос Севилья мы двое предстали перед авиационным чиновником Перджоненко. Оказалось, что мы должны были покинуть авиацию, они нас уволили. Милиция хотела выдать дать мне паспорт без гражданства, но я сказал им, что у меня есть советский паспорт на десять лет, действителен до 1951 года. Они потребовали его у меня, затем порвали на моих глазах.
Чтобы списать 2200 рублей, нам предоставили двухмесячный отпуск, мы получили одежду и еду для себя и всей семьи и 425 рублей на нужды. Нам дали комнату, где мы спали на полу, а наш сын в чемодане.
Прошло много лет, пока мы не узнали, почему нас уволили. Много лет спустя командир нашего полка, который тогда был заместителем командующего ВВС СССР, объяснил нам, что именно Долорес Ибаррури попросил Сталина нас выгнать. На встрече, где находились Микоян, Молотов, командующий авиации, Сталин спросил, что делать с военными. Долорес посоветовала уволить. Все согласились, чтобы иметь меньше головной боли, нас лучше уволить. После того, как мы узнали об этом, отношения с Пассионарией стали очень напряженными, и при встречах пилоты оскорбительно высказывались в её адрес. Был ещё один повод нас уволить. По окончании войны и после ужесточения советского режима к испанцам начали относиться с подозрением. Были прецеденты, главный из которых создал бывший летчик из Кировабада Burgueño. Он участвовал в Гражданской войне, а также был в авиации. У него были женщины и дети в нескольких городах, где находилось его подразделение. Я не знал, что по советскому законодательству отчисляется несколько процентов зарплаты за каждого ребенка, который у тебя есть. Его сослуживцы смеялись, представляя, как он будет жить с таким количеством детей. А он, чтобы избавиться от ответственности, угнал самолёт и на нём сбежал в Турцию. Чтобы подобного не повторилось, испанцев уволили из армии.
.
Я пошел работать на авиационный завод в Саратове, рядом с Волгой.
В 1950 году мне удалось летать в качестве испытателя на реактивном самолёте Миг-15, который мы изготовливали там. Это было время Корейской войны, и вместе с другим испанцем мы попросились вернуть нас в авиацию. На обнадёжили, но взяли только россиян.
.
В 1956 году я вернулся в Испанию с русской женой и сыном. Меня много допрашивали, у них были планы города и завода. Они даже знали, что там производят 24 самолёта в день. Мне предложили заняться американской авиацией. Но я изучал марксизм, был партийным и знал, что мне можно говорить, а что нет. Допрашивали и мою жену, которая не знала испанского, а когда мы вышли, полиция следила за нами. Они поставили нас в такие тяжёлые условия, что нам рекомендовали вернуться в СССР, что мы сделали в 1958 году. Тогда мы уже получили лучший дом и лучшие условия жизни.
.
Теперь, вернувшись в Испанию, нас снова обманули. Мы говорили с Felipe González, c Aznar, c министром Alberdi... Я вернулся, думая о жизни моей мамы, которой к тому времени было 91 год, но затем она умерла от падения. Нам обещали достойные условия, но пенсия, которую мы с женой получили - нищенская. В России у нас было 4 зарплаты: две как участникам боевых действий и две за трудовой стаж более 40 лет. У нас была своя квартира... Но теперь Россия не платит нам из-за того, что мы покинули страну. Хотя между испанским государством и Российской Федерацией существует соглашение, подписанное в 1996 году о выплате нам здесь пенсий, это соглашение не выполняется. И Испания не платит нам за наш трудовой стаж. И, поскольку я не был пилотом во время Гражданской войны, здесь я также не могу требовать пенсию участника боевых действий. Если бы мы остались в России, мы бы получили помощь как "дети войны", но, вернувшись - нет. Мы забыты обоими правительствами. Чтобы пропитаться, нам пришлось прибегнуть к Cáritas или просить в магазинах то, что они собирались выбросить. Жизнь в нищете - ещё одна проблема, которую мы должны решить...
.
Луис Лавин с женой
.
Электронный банк документов «Подвиг народа в Великой Отечественной войне 1941-1945 гг.»
***
.
Из статьи в "Комсомольской правде" от 10 мая 2005 г.
.
...В 1937 году на корабле из порта Бильбао вместе с другими детьми был переправлен в Ленинград Луис Лавин, а оттуда - в киевский детский дом. В 12 лет мальчик покинул свою первую родину - Испанию, чтобы обрести вторую - Россию.
.
Сейчас эти люди вспоминают, что при советской власти испанским детям никогда не давали забыть о том, откуда они родом. Но вместе с тем всячески помогали адаптироваться, выучить русский язык, большинство «детей войны» получили в свое время высшее образование.
Когда началась Великая Отечественная война, Луис уже учился в Борисоглебском военном лётном училище. Добавив себе пару лет, в 1941 году шестнадцатилетний парень добровольцем отправился на фронт. Воевал в особой бригаде, летал на «Лавочкине» - истребителе «Ла-9» (от Администатора сайта. Здесь ошибка: Ла-9 принят на вооружение уже после окончания Великой Отечественной войны). Под Воронежем был ранен, но потом вернулся на фронт и дошел до самого Берлина. В победном 1945-м ему исполнилось всего двадцать лет.
.
Грудь ветерана украшает множество медалей. Но, получив в Генеральном консульстве России в Барселоне юбилейную медаль к 60-летию Великой Победы, Луис не захотел говорить о войне. Несмотря на прошедшие годы, слишком свежи и тяжелы воспоминания о тех днях. Из боевых товарищей, бороздивших небо над Сталинградом и Берлином, в живых остался он один.
.
После войны Луис Лавин много лет проработал на авиационном заводе в Саратове. В том же городе сейчас живет его сын, не захотевший переезжать вместе с родителями в Испанию. «В Испании хорошо туристам, а не иммигрантам», - объяснил он родителям свое решение.
.
Кстати, со своей женой Светланой Луис мог бы встретиться еще в военном Сталинграде, но познакомился только после войны в Киеве. «Я необычный вояка», - говорит о себе Светлана Дмитриевна. Вместе с детьми военнослужащих в июне 1941 года девочку, жившую с родителями в Киеве, отправили в тыл. Но по дороге эшелон с детьми разбомбила вражеская авиация. Оставшиеся в живых, в том числе и Светлана, разбегались кто куда от наступавших фашистских войск.
.
Село под Харьковом, где ее приютила одна семья, несколько раз переходило из рук в руки. Фашисты расстреляли всех мужчин, что находились в деревне, и смотреть эту ужасную казнь согнали всех жителей вплоть до маленьких детей. Отступая, гитлеровцы сожгли село, а тех, кто пытался выбежать из горящих хат, безжалостно расстреливали. Светлане, приютившей ее женщине и прятавшемуся у них раненому партизану чудом удалось спастись, потому что домик, где они жили, находился на самой окраине у опушки леса. Когда наутро они вернулись - на месте села чернели обгорелые трубы.
.
Светлана отправилась на фронт вместе с пришедшими на следующий день советскими солдатами. Работала в госпитале, сначала помогала ухаживать за ранеными, потом стала операционной медсестрой. Ее часть воевала под Сталинградом, участвовала в операции по пленению фашистского генерала Паулюса. Война закончилась для Светланы в Венгрии на озере Балатон. Еще при советской власти про нее хотели написать книгу. «Да я работала, и всё время было некогда», - говорит Светлана Дмитриевна.
.
В начале 90-х по инициативе короля Хуана Карлоса и президента-социалиста Филипе Гонсалеса испанских «детей войны» стали усиленно приглашать вернуться. «Нашу страну нельзя считать по-настоящему демократической до тех пор, пока вы не вернетесь на родину», - говорили им. И они вернулись.
.
Как встретила Луиса и Светлану Лавиных Испания? «Regular», - отвечает Луис. Какой подтекст имеет это слово в переводе с испанского - понятно. Страна, звавшая назад своих детей, оказалась не готова к тому, чтобы они вернулись. О том, что им пришлось пережить, писали, по словам Светланы, даже в местных газетах. Сейчас, спустя десяток с лишним лет, все более-менее обустроилось. Но о совершенном ими подвиге здесь, к сожалению, никто за это время ни разу не вспомнил, ведь Испания не воевала с фашистами. А у новой демократической России было много других дел и проблем... Поэтому «русским испанцам» особенно приятно, что в юбилейный год Великой Победы страна, за свободу которой они воевали, вспомнила о ветеранах, волею судьбы живущих за ее пределами.
В наше время на праздновании годовщины Победы.
.
***
Cупруги Лавины в дни войны.
|
